– Экий вы, батенька, крепкий, – заметил Кнопмус, – иные не то что в обморок падают, а мочатся под себя. Ладно, слушайте и запоминайте. Повторять не стану. Имя Абрасакс вы забудете навсегда. Для вас я Юрий Альфредович Кнопмус. Это понятно?
Андропов едва заметно кивнул.
– Далее. Мне нужен Берия, в миниатюрном варианте. Вы вполне подойдете на эту роль. Для чего именно, уж простите, объяснять не стану. Просто примите как данность. Но и награда будет соразмерной.
Дернув плечом, Юрий Владимирович скривил губы:
– Я не уличная девка.
– А я не сутенер в публичном доме. Предлагаю ни много ни мало – пост генсека. Сами прекрасно знаете: мое слово – закон.
– Брежнева предавать и подставлять не стану.
– Никто и не просит. Наш любимый Леонид Ильич человек немолодой, вскорости своим ходом отправится в мир иной. Простой вопрос – кто сядет на трон после него? Суслов нужен на своем месте, да и со здоровьем у него… А вы – идеальный претендент. Кровь Системы застоялась, растет давление. И новый лидер устроит небольшое кровопускание. Мы отдадим весьма крупные фигуры на съеденье в обмен на некоторую помощь. Именно поэтому вы с радостью станете мне помогать, Юрий Владимирович.
– Уверены?
– А сами-то уверены в том, что многое от вас нужно? Да и вообще, что в принципе нам так уж и необходимы? Сейчас, может быть, да, пока нет более подходящего кандидата. А завтра уже нет. Решайте сами.
Кнопмус вновь развернулся, двинувшись к автомобилю.
– Чего вы хотите? – буркнул Андропов.
Абрасакс остановился, затушил носком ботинка окурок, ответил не оборачиваясь:
– Только одного. Выполняйте все до единой директивы Брежнева. Нужны репрессии против интеллигенции. Кстати, больше не пытайтесь повторить маневр с задержанием, подобные фокусы срабатывают лишь раз. До свидания, – сказал он и стал садиться в лимузин.
– Погодите, – крикнул Юрий Владимирович, – а что делать с этими евреями?
– Выпускайте в Израиль, – ответил тот, – герои заслужили свободу.
Москва, 1941 год
Берия стоял у окна в своем особняке на Малой Никитской и вглядывался в ночную Москву. Пустынные улицы, сходившиеся перед окнами в перекресток, казались ему сейчас тупиком.
Стоял, задумчиво покусывал костяшки пальцев, слегка покачивая головой.
– Как вы это себе представляете? – тихо спросил он.
Ни единой включенной лампы, под вечер комната тонула во мраке, свет от уличных фонарей едва проникал за подоконник, и даже тень не выдавала собеседника.
– Никак, Лаврентий. У тебя лишь один шанс из миллиона. Сумеешь его использовать – получишь все. Нет – на кону жизнь. Мы вступаться не станем, – прокаркал хрипло голос из темноты.
– Даже после стольких лет совместной работы?
Тень за его спиной зашипела с легкой угрозой в голосе:
– Не стоит на нас давить. Не стоит с нами торговаться. Да, долгие годы мы сотрудничали. Но кому в первую очередь это было нужно? Тебе.
– Кажется, я ни разу вас не подводил. Да и Хранилище получало все, что хотело.
Невидимый посетитель хмыкнул.
– А ты нет?
Маршал прошептал:
– Вы знаете, что мне действительно нужно. Но теперь время упущено.
Он вздохнул, вновь стал покачивать головой в такт словам.
– Уберем Сталина – начнется анархия, и Гитлер дойдет не до Урала, а до самого Владивостока за пару месяцев. Если же оставить его и выиграть войну, диктатор будет идолом для поколения без всякого чекистского пистолета у виска. Любой заговор станет бессмысленным.
Рядом из тьмы возник Зафаэль. Положив руку на плечо Лаврентию Павловичу, глядя вместе с ним в московский сумрак, сказал:
– Кто в свое время отказался поддержать Тухачевского, тот теперь лишь пожинает плоды собственной глупости. Придется еще лет десять тебе подождать. Сейчас же просто посмотри туда. За окном – мирный спящий город, редкие прохожие спешат домой отоспаться после работы, едут машины. Где-то рядом в своих квартирах люди ругаются, любят друг друга, сочиняют музыку или готовят нехитрый ужин. Но вскоре этой идиллии не станет. Москва-то сильно не пострадает, но многие города превратятся в руины, погибнут миллионы в ошибочных действиях ваших бездарных военачальников. Правда, и Гитлеру, так или иначе, победить не суждено. Но ты сделал все, что мог, – предупредил командиров о грядущей катастрофе. Это зачтется. А насчет Сталина – не волнуйся. Сегодня он лишился поддержки Абрасакса. Теперь все зависит только от тебя.
Просматривая докладную записку, Сталин никак не мог понять, чего от него хочет Жданов.
Как обычно, прочитав первый раз, он принялся читать заново, медленно делая легкие отчерки под важными пассажами в тексте желтоватым ногтем правой руки – привычка, оставшаяся со времен тюремного заключения.
Дойдя второй раз до конца документа, поднял свои рысьи глаза на сидевшего напротив Председателя Верховного Совета РСФСР и хмуро поинтересовался:
– Почему я получаю эту информацию от вас, Андрей Александрович, а не от Лаврентия Павловича?
Жданов знал, что идет ва-банк, и, взяв себя в руки, твердо посмотрел на Хозяина:
– У меня нет пока точных данных, Иосиф Виссарионович, но возможно, что и товарищ Берия косвенно причастен к готовящейся акции.
Тяжело поднявшись из-за стола, Сталин подошел к наркому и присел перед ним на корточки:
– Конспираторы. Провокаторы чертовы. Ведь десять раз я им говорил – войны не будет, – глядя на Жданова снизу вверх, яростно начал тыкать рукой в пол. – Вот здесь, неделю назад, Берия валялся у меня в ногах, умолял хотя бы провести военные сборы. Я ему что сказал? Не дразни Гитлера. А они, значит, стягивают войска к границе, пока товарищ Сталин и товарищ Молотов заняты дипломатией? Андрей Александрович, завтра у нас что? Суббота?
– Так точно, товарищ Сталин.
Вождь резко встал и направил сухой, прокуренный указательный палец на посетителя:
– Вы как член Комитета обороны от моего имени составьте приказ: всем частям и соединениям, кроме занятых на боевом дежурстве, объявить выходной. Пусть выметаются в увольнение, девок тискают и водку жрут. Постарайтесь не допустить, чтобы директива заговорщиков о подготовке к нападению немцев распространилась среди командиров.
У Сталина злобно топорщились усы. Он с раздражением грохнулся на свой стул и начал яростно чиркать спичками. Прикурив с третьего раза и пыхнув дымом, немного успокоился. Все же не стоит показывать эмоций перед подчиненными.
– Нам с тобой, главное, время протянуть до понедельника, – доверительно наклонился он через стол к Жданову, – а дальше уже – победителей не судят. Не случится ничего в воскресенье, так командиры первые против безумных наркомов повернут оружие. Не дай бог, кто-то особо ретивый сочтет эту писульку, – потряс он бумагами в руке, – руководством к прямому действию. Идите, товарищ Жданов.