Миф. Греческие мифы в пересказе - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Фрай cтр.№ 58

Афина, для которой змеи были священны, тоже отблагодарила — склянкой крови Горгоны. Вам, возможно, подумалось, что подарок так себе. Вовсе нет. Иногда применим закон противоположностей. Одна капля серебристо-золотого ихора, что делает богов бессмертными, убийствена для человека, — стоит только пригубить его или прикоснуться. Кровь созданья, столь смертоносного и опасного, как змеевласая Горгона, однако, наделена силой возвращать мертвых с того света.

К двадцати годам Асклепий освоил все искусства хирургии и врачевания. С нежностью обняв на прощание своего наставника Хирона, он отправился жить и работать как первый в мире врач, аптекарь и целитель. Его слава стремительно распространилась по всему Средиземноморью. Больные, увечные и несчастные устремились к его лечебнице, рядом с которой он установил указатель — деревянный посох, обвитый змеей; он и по сей день украшает многие машины скорой помощи, медицинские клиники и (зачастую недостойные) медицинские интернет-сайты ^[180].

Женился он на ЭПИОНЕ, чье имя означает «смягчающая» или «облегчение боли». Родилось у них трое сыновей и четыре дочери. Асклепий натаскивал девочек столь же тщательно, как его самого когда-то — Хирон.

Старшую ГИГИЕЮ он научил правилам чистоты, диеты и физических упражнений; все это ныне именуется «гигиеной» — в ее честь.

ПАНАЦЕЕ он открыл искусства общего здоровья, медицинских приготовлений и производства лекарств, а также приемам, какие способны излечить что угодно, — это и означает ее имя: «лечить всё».

АКЕСО он обучил самому процессу целительства, в том числе и тому, что мы теперь называем иммунологией.

Младшенькая ИАСО увлеклась оздоровлением и восстановлением сил.

Старшие сыновья МАХАОН и ПОДАЛИРИЙ стали прототипами военно-полевых врачей. Их дальнейшую службу на Троянской войне описал сам Гомер.

Младшего сына ТЕЛЕСФОРА обычно изображают в капюшоне и очень небольшого роста. Его поле деятельности — реабилитация и выздоровление, возвращение пациента к хорошему самочувствию.

Все было б хорошо, держи Асклепий ту банку, что ему подарила Афина, накрепко запертой. Накрепко. То ли из желания прославиться эдаким святым спасителем, то ли и впрямь из искреннего стремления одолеть смерть своим мастерством — неведомо, однако Асклепий однажды применил кровь Горгоны, чтобы оживить покойного пациента, потом еще раз, и вскоре он уже пользовал пациентов этим снадобьем, как касторкой.

Аид начал бурчать и сердиться. Неспособный больше это терпеть, он аж выбрался из преисподней и явился, гневный, к трону своего брата Зевса.

— Этот человек обделяет меня душами. Вытягивает их у Танатоса, когда они уже готовы переплыть на нашу сторону. Надо что-то делать.

— Согласна, — сказала Гера. — Он нарушает положенный порядок. Если человеку предписано скончаться, вмешательство смертного совершенно неприемлемо. Твоя дочь вытворила глупость, подарив ему Горгонину кровь.

Зевс нахмурился. Куда деваться, правду они говорят. Афина его огорчила. Нет, не предала она его столь же вопиюще и непростительно, как Прометей, однако некоторое сходство имелось, и Зевса это тревожило. Смертные есть смертные — и точка. Допускать их до снадобий, какие дают им власть над смертью, — скверное дело.

Молния, поразившая Асклепия, оказалась совершенно неожиданной — как любые молнии среди ясного неба. Она сразила его наповал. Вся Греция оплакивала утрату любимого и высоко ценимого врача и целителя, но Аполлон не просто горевал о гибели сына. Он разъярился. Как только услыхал эту весть, он ринулся в мастерскую к Гефесту и тремя стремительными стрелами уложил Бронта, Стеропа и Арга — циклопов, чьей вечной задачей и радостью было производить молнии для Небесного отца.

Подобное потрясающее бунтарство не могло остаться незамеченным. Зевс на дух не выносил никаких угроз своей власти и, чтобы не допустить и малейшего намека на непокорство, всегда действовал шустро. Аполлона вышвырнули с Олимпа и велели один год и один день служить мальчиком на побегушках у фессалийского царя АДМЕТА. Адмет заработал одобрение Зевса своим искренним гостеприимством и добротой к чужакам — таков прямой путь к сердцу Зевса.

Аполлона уже наказывали разок, еще юным, как вы помните, за убийство змея Пифона. Красота этого бога, его величие и золотое обаяние скрывали под собой упрямую волю и пылкий нрав. Впрочем, наказание он принял с готовностью. Адмета нельзя было не любить, и, служа у него пастухом, Аполлон сделал так, что все до единой коровы под его присмотром родили близнецов ^[181]. Скот и двойни для Аполлона — штука особая.

Асклепий меж тем вознесся на небеса созвездием Офиухус — Змееносец.

Согласно позднейшей традиции, Зевс вернул Асклепию жизнь и возвысил его до бога. Так и есть: по всему Средиземноморскому миру Асклепию, его жене и дочерям поклонялись как божествам. Храмы, посвященные ему, именуемые асклепионами, стали возникать повсюду — и были очень похожи на современные спа-клубы и оздоровительные центры. Их жрецы носили белое, мыли, массировали и баловали платившую им паству немыслимыми маслами, кремами и снадобьями — как и ныне. Навеки священных для Асклепия змей (неядовитых) пускали ползать по комнатам и кабинетам, к чему мы в современных храмах здоровья не очень привычны. За духом и умом ухаживали в той же мере, в какой и сейчас. «Холистический», в конце концов, слово греческого происхождения. Поутру те, кто оставался ночевать (это называли инкубацией), излагали жрецам сновидения, и пациентам во сне частенько являлся сам Асклепий. Особенно, думаю я, тем, кто больше заплатил.

Асклепион в Эпидавре был таким же магнитом для публики, как ныне самый известный в городе театр. В наши дни посетителям можно посмотреть записи о болезнях, лечениях, диетах и снадобьях пациентов, устремлявшихся в этот асклепион.

Постоянное явление богов людям, божественное вмешательство и общение с богами, какие были бы чрезвычайно примечательны, волнующи и тревожны для нас, происходи они ныне, некоторые неумные и заносчивые смертные Серебряного века иногда воспринимали как данность. Попадались цари до того спесивые, что они пренебрегали даже основными правилами общения с богами и выказывали совершенно возмутительное непочтение. Подобные богохульные поступки редко оставались безнаказанными. Как родители, наставляющие детей жуткими нравоучительными притчами, или как Данте и Иероним Босх с их предупреждающими описаниями адов, древние греки, судя по всему, упивались подробностями и восхитительной образностью зачастую детально проработанных и убийственных пыток, какие Олимп и Аид припасали для тех мужчин и женщин, чьи проступки удручали богов сильнее всего.