– Почему вы не отказали им сразу? – спросил я.
– Потому что не смогла, – ответила она, слегка топнув ногой. – А иначе, неужели вы думаете, они приехали бы сюда? Они достаточно умны. Телеграфировали после ланча, что сели на поезд, на котором должны приехать, но никакого адреса, кроме Чаринг-Кросс. Я подумывала уехать в дом на Беркли-сквер, но сейчас это невозможно. Вдобавок я не знаю, как удержать вас. Какая досада!
– Может быть, они очень милы, – высказал я робкое предположение.
– Милы! Подождите, пока вы не увидите их. Даже если бы они были ангелами, я не хотела бы видеть их здесь. Однако какая я, наверное, эгоистка! Проходите и давайте выпьем чаю. Вы могли бы оставаться здесь подольше, если бы не Эттерби-Смиты, которые хуже, чем все племена кенда, вместе взятые. Как бы я хотела, чтобы вернулся старый Харут! Я согласилась бы увидеть его еще раз, а вы? – Внезапно на ее лице промелькнуло хорошо мне знакомое таинственное выражение.
– Возможно, да, – ответил я в сомнении, – но я должен уехать обратно первым поездом во вторник, в восемь утра. Я уже договорился.
– В таком случае Эттерби-Смиты уедут в понедельник, даже если мне придется выставить их отсюда. В любом случае у нас будет целый вечер. Одну минуту, – она позвонила в колокольчик.
Появился лакей, так внезапно, как будто подслушивал за дверью.
– Альфред, – обратилась она к нему, – скажи Моксли (я полагаю, так звали дворецкого), что, когда прибудут мистер и миссис Эттерби-Смит, обе мисс Смит и молодой Эттерби-Смит, им надо показать их комнаты. Скажи повару, что обед должен быть готов к половине восьмого. Если мистер и миссис Скруп прибудут раньше, попроси Моксли передать им мои извинения и скажи, что я опоздаю, поскольку занята церковными делами. Ты все понял?
– Да, моя госпожа, – ответил Альфред и исчез.
– Он наверняка ничего не понял, – заметила леди Регнолл, – но он никогда не приведет Эттерби-Смитов сюда, иначе ему придется покинуть этот дом вслед за ними в понедельник утром, поэтому мне все равно. Как-то это сработает. А теперь садитесь у огня, и давайте поговорим. У нас есть час и двадцать минут. Вы можете курить, если хотите. Я научилась этому в Египте, – она взяла сигарету с камина и зажгла ее.
Час и двадцать минут пролетели как одно мгновение. Нам столько надо было поведать друг другу, что мы так и не дошли до сути. Например, я начал рассказывать ей про копи царя Соломона, а это была длинная история. А она, в свою очередь, стала рассказывать, что случилось после того, как мы расстались на берегах Красного моря. Прошел час и пятнадцать минут, когда внезапно отворилась дверь, и Альфред испуганно произнес:
– Мистер и миссис Эттерби-Смит, их дочери, мисс Смит и мистер Эттерби-Смит-младший.
Он поймал на себе взгляд хозяйки и поспешно ретировался.
Я оглянулся и почувствовал – как было бы хорошо, если бы существовала другая дверь. Однако дверной проем был единственный, и он был занят. Впереди стоял мистер Эттерби-Смит-старший, подобно быку, возглавляющему стадо. В самом деле, он был похож на быка-производителя. У него было красное массивное лицо, обрамленное, словно двумя рожками, пучками рыжих волос. Этот человек бросил на меня тяжелый взгляд.
Следом шла миссис Эттерби-Смит – воплощенная мать семейства. Казалось, она измерялась акрами; черный шелк внизу, белая кожа вверху, по ней, словно острова в океане, плыли большие зеленые камни. Ее лицо, хотя и глупое, было очень строгим и напугало меня.
Затем двигалось потомство этой дружелюбной парочки. Все отпрыски семейства были высокие, худые и такие же рыжеволосые. Девушки, чей возраст я не смог определить, были похожи друг на друга, что неудивительно, так как они были двойняшками. Их бледно-голубые глаза напомнили мне рыб. Обе они были одеты в зеленые платья и носили на шеях топазовые ожерелья. У молодого человека, которому на вид было около двадцати двух лет, тоже были бледно-голубые глаза, в одном из которых торчал монокль. Однако его волосы были слегка рыжеватые, как будто их обесцветили, расчесали на пробор и распрямили с помощью масла.
Некоторое время стояла тишина, которая произвела на меня гнетущее впечатление. Затем громким и напыщенным голосом мистер Эттерби-Смит произнес:
– Добрый день, дорогая Луна! Поскольку лакей сказал мне, что ты еще не ушла переодеваться, я настоял на том, чтобы он проводил нас сюда для небольшой приватной беседы, поскольку мы не виделись много лет. Мы хотели бы лично выразить свои соболезнования и скорбь по поводу большой потери.
– Спасибо вам, – ответила леди Регнолл, – но, по-моему, в нашей переписке мы уже обсудили, что это болезненная для меня тема.
– Я боюсь, что мы прервали приятный вечер с сигаретами, Томас, – холодно сказала миссис Эттерби-Смит, вдохнув воздух, как испуганное животное, в то время как все пятеро уставились на сигарету, которую леди Регнолл держала между пальцев.
– Да, – ответила леди Регнолл. – Не хотите ли присоединиться? Мистер Квотермейн, пожалуйста, передайте коробку миссис Смит.
Я автоматически подчинился, предложив коробку леди, которая испепелила меня взглядом, а затем каждому, кто стоял сзади. К моему облегчению, молодой человек взял одну.
– Арчибальд, – обратилась к нему мать, – ты же не хочешь, чтобы платья твоих сестер пропахли табаком еще до обеда?
Арчибальд хихикнул и ответил:
– Мам, еще немного дыма не особо повлияет на воздух в этой комнате.
– Ты прав, мой дорогой, – сказала мать и немедленно изобразила приступ астмы.
Не уверен, что могу вспомнить все, что случилось после этого. Я пробормотал что-то про то, что мне надо идти переодеваться к обеду, и поспешил удалиться из комнаты. Я бродил в поисках того, кто проводил бы меня в мою комнату, где я переждал бы время до звонка к обеду. Но даже и этот побег не прошел без неприятностей, поскольку в спешке я наступил на платье одной из сестер, уж не помню, Долли или Полли (их звали Долли и Полли). Раздался ужасный треск, как будто платье порвалось напополам. Арчибальд снова хихикнул, а Долли и Полли закричали в один голос, потому что они все делали одновременно:
– Какой неуклюжий!
В довершение моих несчастий я забыл дорогу наверх и блуждал туда-сюда, как потерянный ягненок, пока не остановился перед дверью из зеленого сукна, которая мне кое-что смутно напомнила. Я стоял и глазел на нее, пока четко не представил себе картину, в которой я следую вдоль шнурка колокольчика через эту дверь, когда ищу ныне покойного мистера Сэвиджа по какому-то срочному делу. Да, не было никаких сомнений, это тот самый шнурок, и странно, что мне пришлось снова обратиться к нему. Любопытство заставило меня открыть дверь, чтобы убедиться, что память меня не подводит и та ли это дверь. В следующий момент я пожалел об этом, потому что оказался в объятиях не то Долли, не то Полли.
– О! – вскрикнула она. – Я тут как раз привожу в порядок платье.
«А я – мысли», – усмехнулся я про себя и робко спросил, не знает ли она дорогу вниз.