Одинокое ранчо (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Томас Майн Рид cтр.№ 73

Но на Фрэнка Хэмерсли это не распространяется. В уроженце страны, превыше прочих свободной от условностей, ценителе прекрасного, эти мелкие нюансы только пробуждают любопытство, а пробудив, вызывают восхищение. Задолго до того, как он поднялся с одра болезни, молодой кентуккиец понял, что для него существует только тот мир, где живет Адела Миранда. И обитательница там всего одна – она сама.

Определенно, в книге судеб было написано, что эти двое полюбят друг друга! Определенно, их брак был предначертан на небесах! Как иначе могли они встретиться в таком странном месте при таком удивительном стечении обстоятельств? Так, в глубине души, рассуждает Хэмерсли, и строит на этом добром предзнаменовании свои надежды.

Происходили с ним и другие события, имевшие облик судьбы. Фрэнк вспоминает как смотрел на портрет на стене в Альбукерке, и как тот приуготовил его к встрече с оригиналом. Черты испано-мексиканского типа – столь непохожие на свойственные родной стране, живо впечатлили его. Глядя на картину, он заочно влюбился в оригинал. Затем было описание, данное девушке братом, и сам инцидент, поведший к возникновению дружеских связей между ним и полковником Мирандой. Все это были семена, которые пустили росток чувства в душе молодого кентуккийца. Ростки эти не погибли. Ни время, ни разлука не иссушили их. Даже вдали, полностью погруженный в насущные дела, Фрэнк часто вспоминал лицо с портрета, нередко посещало оно его и в стране снов. Теперь же он смотрел на него воочию, на фоне сцены живописной, как в самом богатом воображении, в обстоятельствах настолько романтических, что трудно и представить – да еще сознавая, что это лицо той, что спасла ему жизнь. Стоит ли удивляться, что нежный росток симпатии, зародившийся при взгляде на картину на холсте, расцвел пышным цветом при встрече с оригиналом из крови и плоти?

Так все и случилось – симпатия переросла в страсть, заполонившую всю его душу, все сердце. Она охватывает его с особой силой, так как является первой – Фрэнк Хэмерсли влюбляется впервые в жизни. И оттого тем страшнее его терзания при мысли, что чувство может не оказаться взаимным.

С первой минуты как сознание вернулось к нему, кентуккиец взвешивает свои шансы. И несколько слов, услышанных им почти в ту же самую минуту, доставили ему неземное наслаждение и внушили бóльшую надежду чем все, происходившее с тех пор. Постоянно прокручивает он в памяти тот монолог наедине с собой, который произнесла девушка, считая, что ничьи уши ее не слышат.

С того дня не произошло ничего, что словом или делом могло послужить доказательством взаимности его любви. Дама проявила себя нежной сиделкой – естественная забота хозяйки о благе гостя, и ничего более. Была ли оброненная ей реплика необдуманной, не несущей особого смысла? А может то вообще иллюзия, плод воображения еще расстроенного рассудка?

Фрэнк жаждет узнать правду. Каждый час, проведенный в неведении, приравнивается к танталовым мукам. И одновременно он боится спросить из страха получить ответ, который причинит ему страшную боль.

Хэмерсли почти завидует Уолту Уайлдеру с его немудреной любовью, легкой победой и почти гротескным объяснением. Он хотел бы действовать с такой же свободой и получить такой же ответ. Успех товарища должен был бы придать ему уверенности, но нет. Два эти случая несопоставимы.

Поэтому кентуккиец оттягивает момент истины как может из опасения неудачи. В возможностях недостатка нет. Почти все время он проводит наедине с той, которую обожает. Никто не стоит у него на пути, уж точно не ревнивый брат. Дон Валериан пренебрегает всеми канонами братского долга – если подобная мысль, конечно, приходит ему в голову. День напролет полковник гуляет по долине или совершает более дальние вылазки в обществе бывшего рейнджера, у которого всегда есть в запасе увлекательная история о богатой приключениями жизни в прериях.

Когда Уолт дома, у него находится своя компания, поэтому времени поговорить со своим товарищем у него немного. Ему хватает общества Кончиты.

Еще меньше опасается Хэмерсли вмешательства дона Просперо. Погруженный в изучение природы, отставной армейский хирург проводит большую часть времени в общении с ней. Более половины дня его нет дома – он ловит ящериц в расселинах скал, насаживает насекомых на булавки из игл магвая, или собирает растения, которые кажутся ему не внесенными в составленные ботаниками списки. Погруженный в эти мирные занятия, врач, вероятно, счастливее всех окружающих – в том числе тех, чьи сердца одержимы всепоглощающей страстью, ибо она приносит много наслаждения, но зачастую и много горя.

Будучи так близко от объекта обожания, имея возможность постоянно находиться рядом, Хэмерсли боготворит предмет своей любви, но молча.

Наконец подходят день и час, на которые молодой кентуккиец наметил отбытие. Приближение этой даты не радует его. Напротив, перспектива отъезда причиняет ему боль. Он готов навсегда остаться в этом уединенном месте – при условии, что Адела Миранда будет рядом. Он уезжает с неохотой, и желал бы задержаться, но повинуется чувству долга. Пора позаботиться о правосудии для погибших погонщиков каравана, и если получится, наказать их убийц. С этим намерением Фрэнк собирается дойти до Дель-Норте, а если понадобится, то и до самого Альбукерке. Принимая во внимание полученные от бывшего коменданта сведения, а также подозрительные обстоятельства, молодой американец разрабатывает план действий. Он решает призвать Урагу к ответу, но на этот раз не посредством благородной дуэли, но через справедливый суд. Если такой сыщется в Нью-Мексико.

– Если все обернется как мы предполагали, я попытаюсь разыскать негодяя в его собственном логове, – заявляет он в разговоре с Мирандой. – А если не застану его там, буду преследовать повсюду, по всей Мексике.

– Тут есть еще кое-кто, кто примет участие в погоне, – восклицает экс-рейнджер, только что вошедший в комнату. – Да, Фрэнк, мы доберемся хоть до сердца Мексики, до гор Монтесумы, если угодно, но достанем этого скунса.

– Не сомневаюсь, полковник, – продолжает Хэмерсли, довольный энергичным предложением помощи со стороны старого товарища, но не позволивший увести себя в сторону. – В вашей стране найдется правосудие, чтобы покарать такое возмутительное деяние.

– Дорогой мой дон Франсиско, – отвечает мексиканец, спокойно скручивая сигарриту. – Правосудие на стороне тех, у кого есть власть и деньги, чтобы его купить. Вам следует знать, что в Нью-Мексико прав тот, кто сильнее, и тут пока ничего не попишешь. Моей несчастной родной провинцией снова управляет дон Мануэль Армихо. Если я вам скажу, что нынешнего своего положения он достиг как раз благодаря такому же преступлению, о каком вы говорите, то можно понять, какого правосудия стоит от него ожидать. Мануэль Армихо был пастухом. Его наниматель, сеньор Чавес, велел перегнать ему отару из тридцати тысяч овец на рынок в Чиуауа. Во время пути по Хорнада-дель-Муэрте Армихо и двое его сообщников переоделись в апачей и напали на товарищей-пастухов, убили их и завладели скотом. Сняв перья и смыв с лиц раскраску, они перегнали овец на другой рынок, продали их, а сами вернулись к Чавесу с рассказом про нападение индейцев и про то, как чудом сохранили свои скальпы. Вот вам правдивая история генерала Мануэля Армихо, губернатора Нью-Мексико. И то было только начало. Имея на совести это и множество подобных преступлений, не думаете ли вы, что он посмотрит сквозь пальцы на деяния Хиля Ураги, своего достойного ученика? Нет, сеньор, вам ни за что не удастся доказать в открытом суде, что комендант Альбукерке является именно тем субъектом, который ограбил вас и убил ваших людей.