Понимание этого ненормального и переменчивого положения дел в Мексике до некоторой степени объясняет, почему полковник Миранда там стремительно утратил пост коменданта Альбукерке. Опираясь на партию «падре», Санта-Анна низверг патриотов, многие из которых заплатили за свои убеждения жизнью, тогда как сторонники победителя были щедро вознаграждены за поддержку.
А самым преданным из них являлся уланский капитан Хиль Урага, произведенный в полковники и назначенный комендантом того самого округа, предыдущий глава которого буквально чудом спасся от смерти. И вот теперь этот революционер-узурпатор наделен всей полнотой власти, и во всем подражает своему покровителю, Армихо. Подобно ему, он в тайном сговоре с дикарями, выступает даже сообщником этих красных пиратов прерий, принимая участие в их грабительских набегах и деля с ними добычу.
Глава 39. Процветающий, но несчастный
Вопреки стремительному росту по служебной лестнице и бесчестно нажитому богатству, полковник Хиль Урага кто угодно, но только не счастливый человек. Лишь в минуты, когда исполняет долг, осуществляет очередное злодейство или находится под воздействием спиртного, он не чувствует себя неудачником. Пьянство становится его привычкой, почти необоримой. Урага не совесть в вине топит – у него ее нет. Подтачивающий его червь – не сожаление, но разочарование в любви, подкрепленное жаждой мести.
Бывают периоды, когда Урага воистину несчастен – острее всего это чувство, когда он смотрит в зеркало или на портрет, висящий на стене залы. В портрете угадывается сходство с Аделой Миранда – полковник унаследовал от предшественника дом со всей обстановкой, брошенной во время поспешного бегства, включая изображающую юную даму картину. Уланский офицер влюблен в Аделу Миранда, и хотя любовь его грубого, низменного толка, силой и страстью она не уступает более благородному чувству.
В былые дни Урага верил, что у него есть шанс добиться руки избранницы. Скромное происхождение – не препятствие в Мексике, стране революций, где сержант или простой рядовой может завтра стать лейтенантом или капитаном, а послезавтра полковником. Надежда подхлестывала его стремление к военной карьере, возможно, подтолкнула на путь преступлений. Он верил, что богатство способно стереть общественные различия между ними, и в своем убеждении не делал различий как оно нажито. Что до остального, то он ведь не урод, скорее даже красавец, и сложен отлично. Подобно большинству мексиканских militarios, Урага имел основания похвастать своими bonnes fortunes
[66], чем частенько и грешил.
Победы эти сделались куда более редкими после сабельного удара, полученного на дуэли с американцем в Чиуауа, который не только лишил мексиканца трех передних зубов, но и оставил уродливый шрам поперек щеки. Зубы Урага вставил, но вот шрам не скроешь – неприглядный рубец сохранился навсегда. Даже отросшие до пределов приличий бакенбарды не скрыли его – настолько он выделяется на лице.
Именно после этого злосчастного поединка полковник сделал предложение Аделе Миранда. И не мог не думать, что решительный и высокомерный отказ девушки не связан с этим обстоятельством, хотя плохо скрываемое отвращение молодой дамы, вкупе с негодованием его брата, не имели ничего общего с физическим изъяном соискателя. Не будь Урага так ослеплен страстью, до него бы это дошло. Но поскольку все как раз наоборот, не стоит удивляться, почему при каждом взгляде мексиканца в зеркало раздается взрыв проклятий.
Вернувшись из тайной экспедиции, сопровождавшейся грабежом и убийством, он стал смотреть на свое отражение без прежнего огорчения. Ведь тот, кто изуродовал ему лицо, понес ужасную расплату. Противника по дуэли в Чиуауа больше нет на свете. Судьба его оказалась достаточно ужасна, чтобы удовлетворить самую непримиримую месть. И теперь часто Хиль Урага, будучи трезв или пьян, сотрясается в приступе хохота, сатанинского в своем торжестве, когда вспоминает о жестокой и долгой пытке, которую выдержал его враг, прежде чем расстаться наконец с жизнью!
Но даже это не умиротворяет его злобу. Часть возмездия еще не осуществлена – речь о том, кто исполнял на дуэли роль секунданта. Но даже если ее можно удовлетворить смертью самого Миранды, остается то, что по-прежнему мучает Урагу – его неудавшаяся любовная затея. Эта неудача гложет его сильнее, чем жажда мести.
Полковник восседает в зале дома Миранды, который облюбовал под свою официальную штаб-квартиру. Он один – единственным компаньоном является бутылка, стоящая на столе перед ним. Она, и еще сигара, зажатая в зубах. Мексиканец пьет не вино, но виски из Текилы, выгнанное из дикорастущей агавы. Вино слишком слабо, чтобы усмирить беспокойный дух этого человека, когда он сидит и смотрит на портрет на стене.
Глядит полковник почти постоянно, а отрывает взгляд лишь для того, чтобы выпить очередной стакан мескаля и прикурить новую сигару. Какую пользу принес ему успех в злодеяниях? Чего стоит его жизнь без нее? Он готов ограбить церковь, чтобы соединиться с ней; убить лучшего друга ради благосклонной улыбки Аделы Миранда.
Такие неприятные мысли бродят в голове Хиля Ураги, пока тот сидит, погруженный в себя, и размышляет об изгнанном коменданте и его сестре. Куда могли они направиться? Скорее всего, в Соединенные Штаты, этот приют мятежников и беглецов. На территории Нью-Мексико их нет. Шпионы Ураги, чье рвение подогревалось обещанием щедрой награды, обыскали каждый уголок провинции. Отряженные им лазутчики добирались до Рио-Абахо и до Provincias Internas
[67]. Но о Миранде ни слуху, ни духу – не найдено никаких следов ни его самого, ни сестры.
– Chingara! – Как будто это словечко, сорвавшееся с губ Ураги, слишком грязное, чтобы его переводить, было именем, в дверях появляется человек. Повинуясь разрешающему жесту, он входит в комнату.
Это офицер в парадном мундире. Мы уже видели его прежде, но не в военной форме. Это лейтенант Роблес, адъютант Ураги, а также сообщник по преступлениям.
– Рад вашему приходу, ayudante
[68], – говорит полковник, указывая гостю на стул. – Мне сегодня немного одиноко, и нужен кто-то, кто мог бы меня развеселить. Вы, Роблес, как раз подходящий человек – собеседник из вас просто удивительный.
Это ирония, потому как Роблес молчалив как рыба.
– Присаживайтесь и составьте мне компанию, – продолжает командир. – Угоститесь сигарой и стаканчиком этого превосходного напитка – лучшего, какой способна произвести Текила.
– Я привел вам компаньона повеселее, чем я, – отвечает адъютант, продолжая стоять.
– А! Кто-то из наших товарищей по казарме? Зовите.
– Это не офицеры, полковник. Это один человек, штатский.
– Штатский, военный, какая разница. Надеюсь, – вполголоса добавляет Урага, – что это кто-нибудь из местных богачей, не имеющий ничего против разложить партейку в монте или бросить кости. У меня настроение немного поиграть.