На исходе того же дня, за два часа до захода солнца, группа всадников, облаченных в мундиры мексиканских линейных драгун, миновала garita
[11] Чиуауа и двинулась по дороге на север, ведущей в Санта-Фе через Эль-Пасо-дель-Норте. Полковник Миранда, сменивший костюм ранчеро на повседневную форму кавалерийского офицера, скакал впереди, а рядом с ним ехал чужестранец, за которого он так благородно и отважно вступился.
Глава 3. Полковник-коммандант
Шесть недель прошло со дня дуэли в Чиуауа. Двое мужчин стоят на асотее большого особняка, расположенного близ Альбукерке, церковный шпиль которого виднеется сквозь листву деревьев, окружающих усадьбу. Это полковник Миранда и молодой кентуккиец, уже некоторое время живущий у него в гостях, потому как гостеприимство благородного мексиканца не закончилось с отъездом из Чиуауа. После трехнедельного утомительного путешествия, включавшего печально знаменитый «Переход мертвеца», офицер распространил радушный прием на свой дом и округ, военным главой которого он являлся: в Альбукерке был расквартирован в ту пору отряд солдат с задачей охранять город от индейских набегов.
Дом, на крыше которого стоят эти двое, является для полковника Миранды родным, и представляет собой родовую усадьбу, центр обширного земельного владения, протянувшегося вдоль Рио-дель-Норте и уходящего в направлении Сьерра-Бланка, вглубь почти неосвоенных территорий.
Помимо офицерской должности в мексиканской армии, полковник занимает место в числе ricos, то есть богачей страны. Дом, как упоминалось выше, представляет собой большое, массивное сооружение с подобающей всем мексиканским зданиям такого класса плоской крышей, или асотеей. Также, согласно заведенному в стране порядку, крышу опоясывает mirador, или бельведер. Поскольку усадьба располагается всего в полумиле от солдатской казармы, коммандант счел возможным использовать ее в качестве штаб-квартиры. На это указывает немногочисленный караул в сагуане, то есть крытом привратном помещении, а также – часовой, занявший пост с наружной части ворот.
Дом не служит приютом семье: жене, возлюбленной или ребенку, поскольку полковник, человек еще молодой, холост. Пеоны в полях, грумы и их помощники на конюшне, а также домашняя прислуга, мужская и женская, принадлежат к расе, известной как «Indios mansos» – это покорный смуглокожий народ.
Но хотя в этих стенах в данный момент нет дамы, легкие шаги которой оглашали бы приют коменданта, в главной зале висит портрет прелестной девушки, и американский гость не раз в молчаливом восхищении любуется им. Полотно содержит признаки того, что написано оно недавно, и это неудивительно, потому как на нем изображена сестра полковника Миранды. Она несколькими годами младше брата и сейчас навещает родственников в отдаленной части республики. Фрэнк Хэмерсли никогда не останавливается на изображении взглядом без страстного желания увидеть оригинал наяву.
Два джентльмена на крыше предаются приятному безделью, покуривая сигары и наблюдая за водоплавающими пернатыми, ныряющими и плескающимися на лоне широкого и неглубокого потока. До них доносится хриплое карканье пеликанов и пронзительные крики цапель-гуайя. Час вечерний, когда эти птицы становятся особенно шумными.
– Значит, завтра вы уезжаете, сеньор Франсиско? – восклицает хозяин, вынимая изо рта сигариллу и устремляя на кентуккийца вопросительный взгляд.
– Ничего не поделаешь, полковник. Караван, к которому я рассчитываю примкнуть, выходит из Санта-Фе послезавтра, и мне самое время поспешить. Если промедлю, другого шанса может не представиться много месяцев, а в одиночку прерии не пересечешь.
– Что же, полагаю, придется лишиться вашего общества. Мне жаль, и больше всего самого себя, ибо как видите, я тут в некотором роде одинок. Здесь нет никого из моих офицеров за исключением нашего старого medico, доктора – компания хоть куда. Да, дел у меня, как вы могли заметить за это время, хватает – мне следует приглядывать за нашими соседями, Indios bravos
[12]. Зная, что в моем распоряжении лишь костяк полка, они смелеют с каждым днем. Мне остается только мечтать заполучить под свою руку десятка два или три ваших отважных трапперов, которые гостят ныне в Альбукерке. Впрочем, скоро тут будет моя сестра, а в этой отважной девчонке столько жизни, пусть даже она еще так молода! Что за веселое создание – неукротимое, как только что пойманный мустанг! Как бы я хотел, дон Франсиско, чтобы вы задержались и познакомились с ней. Уверен, вы были бы рады встрече.
Исходя из предположения, что портрет на стене отражает хотя бы отдаленное сходство, Хэмерсли ни на миг не сомневается в правоте мексиканца. Это, впрочем, личное умозаключение, и он не собирается озвучивать его.
– Остается уповать на новую нашу встречу, полковник Миранда, – искренне заверяет Фрэнк. – Не имей я такой надежды, расставался бы с вами с куда большим сожалением. Честно сказать, у меня более чем предчувствие, что мы увидимся снова, так как я принял одно твердое решение.
– Какое же, дон Франсиско?
– Вернуться в Нью-Мексико.
– И поселиться в нем?
– Не совсем так. Осесть на время – достаточное, чтобы обзавестись партией товаров в обмен на мешок ваших больших мексиканских долларов.
– О, так вы собираетесь заделаться одним из прерийных торговцев, не так ли?
– Да. Именно это намерение привело меня в вашу страну. Я достаточно взросл, чтобы думать о призвании, и всегда тешил себя мечтой вести полную приключений жизнь торговца в прериях. Поскольку средств у меня достаточно, чтобы обзавестись собственным небольшим караваном, я решил-таки попробовать. Эта моя поездка была всего лишь опытом и разведкой. Результатами я удовлетворен, и если не произойдет ничего непредвиденного, вы снова увидите меня в Дель-Норте прежде, чем мы с вами станем старше на двенадцать месяцев.
– Тогда и впрямь есть надежда на новую встречу с вами. Я рад этому. Однако, дон Франсиско, – продолжает хозяин, вдруг посерьезнев, – позвольте сказать вам кое-что, пока не забыл. Это совет, или предупреждение, если угодно. Я заметил, что вы слишком беспечны, слишком равнодушны к опасности. А та не всегда кроется в прериях или исходит от краснокожих дикарей. Она в немалой степени гнездится здесь, среди роскоши так называемой цивилизации. Путешествуя по нашей стране, не забывайте про вашего недавнего противника и непрестанно берегитесь его. Я дал вам несколько намеков относительно характера Хиля Ураги. Но не сказал всего. Этот человек хуже, чем вы способны себе представить. Я хорошо его знаю. Видите тот домик на той стороне реки?
Хэмерсли кивает.
– В той хижине он родился. Отец его был из тех, кого мы называем пеладо – бедняк, настоящий голодранец. Хиль такой же, только хуже. В своем родном краю он оставил за собой след хорошо известных преступлений и других, в которых его только подозревают. Короче говоря, Урага был настоящим грабителем. Вас наверняка удивляет, как мог такой человек стать офицером нашей армии. Это потому, что вы не осведомлены об особенностях нашей службы, как и нашего общества. Они – не что иное, как результат постоянных перемен в нашей политической системе. И все-таки вас удивит, быть может, что свой патент он получил от патриотической партии – самой настоящей, – которая стояла у власти тогда, как и теперь. Это необъяснимо даже для меня, потому как я знаю, что Урага предаст наше дело, как только сочтет это выгодным для себя. Но одновременно мне известен ответ. Существует власть, даже если партия, обладающая ей, не находится у руля. Она осуществляется втихую и под шумок. Речь о нашей иерархической верхушке. Хиль Урага является одним из ее орудий, поскольку эту силу как нельзя лучше устраивают его низменные инстинкты и вероломный характер. Если придет день для нового пронунсиаменто
[13] против наших свобод, – не дай Бог! – этот негодяй окажется в первых рядах предателей. Каррай! Не могу думать о нем иначе, как с содроганием и отвращением. Способны ли вы поверить, сеньор, что этот субъект, заполучив себе на плечи эполеты, – явно за какие-то подлые услуги, – имел дерзость просить руки моей сестры? Адела Миранда в подвенечном наряде рядом с Хилем Урагой! Да я предпочел бы увидеть ее в погребальном саване!