Зденек вышел из своей палатки с каким-то иностранным фотоаппаратом и объявил:
– Этот исторический момент надо зафиксировать. Прошу всех оставаться на местах. – Он несколько раз нажал на кнопку затвора, и каждый раз камера, загудев, сама перематывала кадры.
– Вот это техника, – присвистнул Полковник, – чистейший минерал!
– Небось, японский аппарат? – предположил Диметил.
– Японский, – подтвердил Зденек, – фирмы «Минольта». Полный автомат, только заряжай пленку и кнопку нажимай.
– И экспозицию сам определяет? – продолжал интересоваться Вадим, явно неравнодушный к фототехнике.
– Сам. Полностью. Как у нас говорят, камера для дураков, – усмехнулся Зденек.
– Да зато не дураки делали, – оценил Белявский.
– Ну и башковитые же эти япошки! – восхищенно подтвердил Полковник и повернулся к Диметилу: – А ты что свой «Зенит» не достаешь?
– Время еще не настало, – отмахнулся Вадим. – Чего тут в долине снимать? Вот пойдем в горы, тогда другое дело…
– Ну что ж, господа фотографы, – обратился ко всем Белявский, – давайте перейдем от ритуальных фотосъемок непосредственно к празднику. Прошу зачехлить камеры, дабы в них не попало чего-нибудь лишнего. – И начал лично обходить всех, разливая спирт в подставленные кружки.
Верка заикнулась было, что, мол, не пьет, но начальник, не дослушав, произнес только одно слово «традиция» и чуть-чуть плеснул ей на дно. Зато стоящему рядом Тамерлану набулькал почти половину видавшей виды почерневшей алюминиевой посудины. Не обидел и остальных. Вылив остатки себе, обратился к каюру:
– Ну, Афанасий Егорович, давай корми своих духов, мы же на твоей земле.
Довольно блеснув раскосыми глазами, каюр подошел к догорающему костру, опустился на одно колено, что-то негромко пробормотал по-якутски и чуть плеснул в огонь из своей кружки. Мгновенно ожив, пламя метнулось вверх.
Уже знавший этот обряд, Белявский прокомментировал:
– Хорошая примета. – Подождал, пока Афанасий вернется на место, и продолжил: – Что же, друзья-коллеги, как говорят в таких случаях, разрешите поздравить вас с открытием полевого сезона. Пусть он будет для всех нас счастливым и удачным!
Восемь кружек, загремев боками, сошлись в одной точке.
Верка, морщась, тоже проглотила свою порцию и тут же стала торопливо заедать. Выросшая в деревне, она к своим девятнадцати годам, конечно же, попробовала уже и бражку, и самогон, и привозную водку, которую в их местах издавна называли казенкой, но удовольствия от них не получала и никогда больше одной стопки не пила. Вот и теперь, увидев, что Белявский потянулся за второй бутылкой, перевернула свою кружку донышком вверх и поставила рядом на ящик. Начальник отряда, заметив этот жест, не стал настаивать и поделил первую половину бутылки между мужчинами. Скользнул по всем оценивающим взглядом и произнес:
– Думаю, второй тост мы предоставим нашему зарубежному чехословацкому гостю.
– Спасибо! – Зденек поднялся, обвел взором горы, счастливо улыбнулся. – Даже и не верится, что сюда попал. Спасибо вам за то, что взяли с собой! Я очень рад, что в этих местах живут не только очень редкие бабочки, но и очень редкие люди. Очень красивые люди. За вас!
Снова застучали кружки.
– Чистейший минерал! – похвалил Полковник то ли тост, то ли спирт.
На какое-то время все сосредоточенно склонились над своими мисками.
Белявский приподнял до уровня глаз бутылку с оставшимся спиртом, словно прикидывая, по скольку придется на брата. Следуя примеру Верки, Валерка тут же перевернул свою кружку.
– У нас настаивать не принято, как говорится, каждому по потребности. – Начальник понимающе кивнул, разлил на шестерых и продолжил: – А теперь слово самому опытному нашему полевику и мастеру своего дела Степану Петровичу.
Тамерлан несколько раз переступил с ноги на ногу, покашлял в кулак и начал:
– Мы, конешно, люди маленькие…
– Особенно ты! – вставил Полковник. – Совсем малышом мама родила.
Все дружно засмеялись. Тамерлан тоже попытался изобразить что-то похожее на улыбку.
– Я к тому, что не привычны этих… тостов говорить… Так вот, тайга и горы дело такое… Всяко случалось за эти годы-то перевидать. Так вот, штоб отработали все и вернулись в порядке, как есть. Штоб без всяких чепэ…
Верке показалось, глаза Тамерлана даже на мгновение потеплели.
– Вот это правильно! Сразу видно, опытный человек говорит, – подхватил Белявский. – Прислушивайтесь, ребятишки. Давайте по последней за тост Петровича и его самого! Ну, с Богом! С Богом! Да простят меня за последнее товарищи по партии. Имею в виду, коммунистической…
Ложки заскребли по мискам, выбирая остатки макарон.
– Кстати, я тут один анекдот про партию вспомнил, – наконец-то подал свой негромкий голос Диметил, – из той самой серии о чукче.
Все повернулись в его сторону.
– Давай-давай…
– Идет как-то чукча-охотник по тундре, а навстречу ему почти выползает худой, заросший и оборванный мужик.
Чукча вскидывает винтовку: «Стой, кто такой?» Мужик отвечает: «Начальник партии я». Чукча прицеливается и – тресь наповал! Вешает винтовку на плечо и усмехается: «Телевизорку смотрим, начальника партии Брежнева знаем»…
Дружный хохот заставил встрепенуться задремавшую было у ног Полковника Найду. От неожиданности она даже тявкнула несколько раз, а потом перешла к студентке и улеглась рядом, положив морду на ботинок.
– Хозяйку, однако, нашла, – заметил Афанасий. – У меня тоже собака есть. Улар называется. По-русски, однако, глухарь будет. Избушка караулит.
– А меня все зверье любит, – улыбнулась Верка, – и собаки не тявкают, и кошки сразу на руки идут. И любую лошадь или корову подманить могу. Отчего, сама не знаю.
– Мала-мала удаганка, однако. – Глаза Афанасия хитровато блеснули.
– Кто-кто? – не поняла Верка.
– «Угрюм-реку» не читала? – обернулся к ней Валерка.
– Читала, конечно… Да, вспомнила, там колдунью тунгусскую так называли. Ну, мне до этих дел далеко…
– Просто любые животные, – заметил Диметил, потупив взгляд, – они чувствуют отношение к ним людей, доброго человека чувствуют.
– Это, возможно, ближе, – снова улыбнулась Верка. – Злой я себя не считаю.
– Товарищ незлой дежурный, – игриво подхватил Белявский, – а не пора ли подавать чай с праздничным печеньем и сгущенкой?..
– Будет сделано, Игорь Ильич.
Попив крепкого чайку и не спеша покурив, разомлевшие от еды и спирта геологи стали один за другим разбредаться по палаткам. Когда Карпыч прихватил с собой кружку и полпачки печенья, Верка понимающе и сочувственно улыбнулась ему вслед. Афанасий засобирался к себе в избушку. Вскоре у костра остались только студенты и Зденек.