Хроники Заводной Птицы - читать онлайн книгу. Автор: Харуки Мураками cтр.№ 76

– Любопытно, наверное? – спросил я.

– Вот-вот. Любопытно узнать, как люди умирают, как это вообще – умирать. Вот что любопытно.

Она замолчала, и сразу все окружающее меня пространство, будто специально дождавшись этого момента, заполнила гулкая тишина. Мне хотелось поднять голову и посмотреть наверх – там ли еще Мэй Касахара. Но свет был слишком резким – я боялся, что он выжжет мне глаза.

– Послушай, я хочу тебе кое-что сказать.

– Валяй, – отозвалась Мэй.

– У моей жены был любовник. Скорее всего. Я совсем не замечал этого, но она, живя со мной, уже несколько месяцев спала с ним. Сначала я не мог в это поверить, но чем больше думал, тем больше в этом убеждался. Оглядываюсь назад, вспоминаю разные мелочи, и все становится понятно. Она стала приходить не пойми когда, вздрагивала от моего прикосновения. Но я не обращал внимания, потому что верил ей, не думал, что она может изменить. Мне это просто в голову не приходило.

Мэй хмыкнула.

– И в один прекрасный день жена вдруг ушла и не вернулась. В то утро мы вместе позавтракали, и она ушла на работу, одетая как обычно, с одной сумочкой – только прихватила из химчистки блузку и юбку. Ушла и не вернулась. Ни «до свидания», ни записки. Исчезла… Оставила одежду и вообще все. И мне кажется, она уже не вернется. По своей воле, во всяком случае. Вот так.

– Ты думаешь, она с этим мужиком?

– Не знаю. – Я медленно покачал головой. При этом воздух вокруг показался мне не воздухом, а какой-то неосязаемой тяжелой водой. – Кто ее знает? Может быть.

– Значит, ты, Заводная Птица, впал от этого в хандру и полез в колодец?

– Конечно, это на меня сильно подействовало. Но в колодце я не поэтому. Вообще-то я от жизни не бегу и не прячусь. Я уже говорил: мне нужно место, чтобы побыть одному и сосредоточиться. Как и почему у нас с Кумико все пошло наперекосяк? Не понимаю. Нельзя, конечно, сказать, что до этого все было без сучка без задоринки. Два совершенно разных человека, парень и девушка… Обоим не так давно исполнилось двадцать. Встретились где-то случайно, стали жить вместе. Ни одна пара без проблем не обходится. Но мне казалось, что у нас действительно все нормально, а всякие мелочи со временем забудутся. Оказалось – ничего подобного. Что-то такое я упустил, что-то важное, где-то сделал ошибку, которая все решила. Вот о чем мне хотелось подумать.

Мэй молчала. Я сглотнул слюну и продолжал:

– Не знаю, может, тебе не понять, но, поженившись шесть лет назад, мы с Кумико хотели вдвоем создать свой, совсем особый мир. Это все равно что строить новый дом на пустом месте. Мы четко представляли, что нам нужно – не дворец, а просто место, чтобы укрыться от непогоды, место для нас двоих. Нам не надо было ничего лишнего. Поэтому все казалось так просто, легко. Тебе хотелось когда-нибудь уехать куда-нибудь, в новое место? Начать совершенно другую жизнь. Бывает у тебя так?

– Еще как бывает, – отозвалась Мэй. – У меня всю дорогу так.

– Вот чего мы хотели, когда поженились. Мне хотелось избавиться от себя прежнего. Да и Кумико тоже. В этом новом мире мы старались стать другими, найти в себе то, что пряталось глубоко внутри нас. Мы верили, что будем жить замечательно, в ладу с самими собой.

В потоке света, как показалось, Мэй пошевелилась. Я уловил это ее движение. Похоже, она ждала продолжения, но мне больше не хотелось говорить. В голове была пустота, и я устал от собственного голоса, гулко звучавшего в бетонном мешке колодца.

– Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Конечно.

– И что скажешь?

– Я же еще несовершеннолетняя и в семейной жизни не разбираюсь, – ответила она. – Уж не знаю, что думала твоя жена, когда стала крутить с другим, бросила тебя и сбежала. Но ты вроде с самого начала не в ту сторону поехал. Послушай, вот ты говоришь: «Ага! Теперь я начну строить новый мир», – или: «Буду делать из себя нового человека»… Что это значит? Ведь такое никому не под силу, я считаю. Можно сколько хочешь думать: какой, мол, я молодец, смог другим человеком сделаться. А поглядишь – за всем этим делом та же самая рожа; случись что – и пожалуйста: здрасьте, вот и мы! До тебя это не доходит. Ты вообще не от мира сего. И идея эта – переделать самого себя – тоже не от мира сего. Мне и то это понятно, Заводная Птица! А ты взрослый человек – и не поймешь. Вот в чем проблема-то. А теперь к тебе все это возвращается. Со всех сторон. И от мира, от которого ты избавиться хотел, и от твоей собственной натуры, которую собирался на помойку выбросить. Понял?

Я молчал, глядя в темноту, укутавшую мои ноги. Молчал, не зная, что сказать.

– Вот так, Заводная Птица! – спокойно сказала Мэй. – Давай думай. Думай. Думай.

С этими словами она снова плотно задвинула крышку колодца.

* * *

Я вытянул из рюкзака фляжку, встряхнул ее – из темноты донеслось слабое бульканье. Воды оставалось примерно с четверть. Я прислонил голову к стене и закрыл глаза. Права, наверное, Мэй Касахара. Я и вправду не от мира сего. Откуда все пришло, туда все и уйдет. А я – лишь путь для самого себя, дорога, которую мне надо пройти.

«Мне и то это понятно, Заводная Птица! А ты взрослый человек – и не поймешь».

Я несколько раз засыпал и просыпался. Такой сон – короткий, отрывистый и беспокойный – бывает, когда летишь на самолете. Стоит подкрасться настоящему глубокому сну, как неожиданно вздрагиваешь и просыпаешься; а проснуться полностью тоже никак не можешь – вдруг, сам того не замечая, проваливаешься в сон. Этому не было конца. В отсутствие света время сделалось неустойчивым, как повозка с разболтанными колесами. Неловкая, неестественная поза не давала покоя телу. Просыпаясь, я всякий раз проверял время на часах. Оно текло тяжело и неровно.

От нечего делать я взял фонарь и стал водить им туда-сюда, освещая землю под ногами, стенки колодца и крышку где-то в вышине. Все было то же – и земля, и стенки, и крышка. Тени от луча корчились, то раздуваясь, то съеживаясь. Когда это занятие надоело, я принялся долго и тщательно ощупывать свое лицо, каждую складку, стараясь заново разобраться в его чертах. Раньше я никогда всерьез не задумывался, какой формы у меня уши. Попроси меня их нарисовать – хоть как-нибудь, – я наверняка не сумел бы. А сейчас появилась возможность во всех деталях обследовать каждый краешек, все впадинки и изгибы. К своему удивлению, я обнаружил, что правое и левое ухо здорово отличаются друг от друга. Как такое могло получиться и какой смысл в таком асимметричном устройстве моих ушей (а какой-то смысл, наверное, должен быть), осталось для меня тайной.

Стрелки показывали 7:28. За время, что я сижу в колодце, я, должно быть, уже тысячи две раз посмотрел на часы. Значит, 7:28 вечера. На бейсболе в это время как раз заканчивают розыгрыш третьей подачи и берутся за четвертую. В детстве на стадионе я любил забираться на самую верхушку трибуны и наблюдать, как понемногу угасает уходящий день. Солнце уже скрывается на западе за горизонтом, но небо еще хранит его великолепное красочное сияние. Мачты освещения отбрасывают на поле длинные тени, будто намекая на что-то. Игра начинается, и постепенно, один за другим, зажигаются прожектора. Но на стадионе еще светло, так что можно читать газету. Память о красках долгой вечерней зари стоит на пути летней ночи.