Константинополь. Последняя осада. 1453 - читать онлайн книгу. Автор: Антон Короленков, Роджер Кроули cтр.№ 11

Во время всей этой неразберихи османы продолжали бесконтрольно продвигаться в Европу. В 1362 году они практически окружили Константинополь с тыла, захватив город Адрианополь (на турецком языке Эдирне), расположенный в ста сорока милях к западу, и перенесли столицу своей империи в Европу. Когда они в 1371 году нанесли поражение сербам, император Иоанн оказался изолирован от поддержки христиан. У него не осталось выбора, кроме как стать вассалом султана, обязанным предоставлять ему войска, если тот потребует, и спрашивать его разрешения при назначении на имперские посты. Продвижение осман казалось неудержимым: к концу XIV пека их земли простирались от Дуная до Евфрата. «Нашествие турок, или язычников, подобно морю, — писал серб Михаил Янычар, — которое никогда не бывает спокойным, но постоянно катит свои волны… змея опасна до тех пор, пока вы не размозжите ей голову». Папа издал буллу, объявив крестовый поход против османов в 1366 году, и впустую угрожал отлучением торговым государствам Италии и Адриатики за то, что они снабжали их оружием. В следующие тридцать лет состоялось три крестовых похода. Их возглавили венгры, чье государство подвергалось наибольшей угрозе из европейских стран. То была лебединая песня объединенных сил христианства. Все три похода завершились сокрушительным поражением, и причины его нетрудно найти. В раздробленной Европе царила нищета, ее разорили внутренние междоусобицы и ослабила «черная смерть». Армии были не слишком мобильны; в них царил раздор, дисциплина и тактика хромали. Напротив, войско османов, подвижное, хорошо организованное, сплачивалось вокруг общего дела. Несколько европейцев, наблюдавших его вблизи, не могли удержаться от невольного чувства восхищения «порядком османов». В 1430-х годах французский путешественник Бертрандон де ла Брокьер отмечал:

На таком фоне начало XV века для Константинополя выглядело безрадостным. Османы начали проводить осады Города регулярно. Когда император Мануил нарушил вассальную клятву в 1394 году, султан Баязид провел серию нападений на Город. Они прекратились лишь тогда, когда сам Баязид потерпел поражение в битве от тюрка, монгола Тимура — Тамерлана из пьесы Марло ^[10] — в 1402 году. Впоследствии императоры все отчаяннее искали помощи Запада — Мануил даже приехал в Англию в 1400 году, проводя в то же время в отношении османов политику интриг и оказывая поддержку претендентам на трон. В ответ султан Мурад II в 1442 году подверг Константинополь осаде, однако Город вновь выстоял. У османов не было ни флота, чтобы подойти близко к Городу, ни технологий для молниеносного штурма его мощных стен, и Мануил, в то время уже состарившийся, но остававшийся все еще одним из хитрейших дипломатов на свете, умудрился сотворить буквально из ничего еще одного претендента на османский трон, создав тем самым угрозу гражданской войны. Осаду пришлось снять, однако судьба Константинополя висела на волоске. Казалось, новый мощный удар османов по Городу — только вопрос времени. Страх перед закованными в броню европейцами-крестоносцами — единственное, что их удерживало.

Тугра (монограмма Орхана, первого султана, взявшего Город осадой).

Тугра Мехмеда.

Человек, которому самой судьбой предначертано было, так сказать, затянуть мусульманскую петлю вокруг Константинополя, родился через десять лет после осады Мурада. Согласно турецкой легенде, 1432 год стал годом предзнаменований. Многие лошади рожали двойни; деревья гнулись под тяжестью плодов, длиннохвостая комета появилась на полуденном небе над Константинополем. Ночью 29 марта султан Мурад ожидал во дворце в Эдирне, когда придет новость о рождении ребенка. Не в силах заснуть, он начал читать Коран. Лишь только он добрался до Суры победы — стихов, предсказывающих победу над неверными, — как гонец принес ему весть о появлении на свет сына. Его назвали Мехмедом (турецкая форма имени Мухаммед) — так звали отца Мурада.

Подобно многим пророчествам, предвестия ощущаются таковыми лишь в свете последующих событий. Оба единокровных брата Мехмеда, третьего сына Мурада, были существенно старше его, и мальчик никогда не являлся любимцем отца. Его шансы стать султаном были весьма зыбки. Что касается обстоятельств появления Мехмеда на свет, то, возможно, немалое значение здесь имеет неизвестность относительно национальной и религиозной идентичности его матери. Вопреки усилиям некоторых турецких историков, пытающихся доказать, что она была мусульманкой турецкого происхождения, есть немалая вероятность, что она была рабыней с Запада, плененной во время набега на пограничные области или захваченной пиратами. Возможно, она была сербкой или македонянкой и скорее всего родилась христианкой. Подобное происхождение проливает свет на парадоксы натуры Мехмеда. Но каким бы ни был его генетический «коктейль», по характеру Мехмед оказался совершенно несхож со своим отцом Мурадом.

К середине XV века османские султаны давно перестали быть невежественными вождями племен, руководившими военными отрядами, не слезая с седла. Горючая смесь джихада и грабежа уступила место гораздо большей умеренности. Султан по-прежнему пользовался огромным престижем в качестве величайшего вождя священной войны в землях ислама, но это все в большей степени становилось инструментом династической политики. Османские правители теперь именовали себя «султаны Рума» — титул, содержавший в себе претензию на обладание наследием древней христианской империи, — или «падишахами», согласно высокопарной персидской формулировке. От византийцев они усвоили (развив его) вкус к проведению сложной системы церемоний. Их дети-принцы проходили формальное обучение, дабы занять высокий пост. Они жили во дворцах за высокими стенами. Доступ к султану тщательно регламентировался. Страх перед ядом, интригами и убийством все более отдалял правителя от его подданных (процесс усилился в результате гибели Мурада I от рук сербского агента ^[11] после первой битвы на Косовом поле в 1389 году). Правление Myрада II стало поворотным моментом в этом процессе. Он по-прежнему именовал себя «бей» — древний титул знати в Турции, предпочитая его более пышному «султан», и пользовался популярностью у народа. Венгерского монаха брата Георгия удивляла скромность церемониала при дворе Мурада II. «Ни на его одежде, ни на его лошади нет особого знака, который позволил бы его отличить. Я видел его на похоронах его матери, и если бы мне на него не указали, я бы не признал его». В то же время начала появляться дистанция между султаном и окружающим миром. «Он не вкушает ничего прилюдно, — замечает Бертрандон де ла Брокьер, — и почти никто не может похвастаться тем, что они слышали, как он говорит, или видели, как он ест или пьет». Этот процесс привел последующих султанов в закрытый мир дворца Топкапи с его белыми внешними стенами и тщательно выработанным ритуалом.