Великая нелюбовь княгини Волконской
Имя Марии Волконской мы знаем с детства. Аристократка до мозга костей, кисейная барышня, с детства окруженная толпой служанок, поехала в Сибирь вслед за мужем-декабристом. Нам говорили, что по любви. Нам рассказывали – во имя идей. Но все оказалось легендами, а правда еще более величественной и сенсационной.
«Девочка с горящими глазами», «смуглянка с черными кудрями», как называли ее современники, росла в счастье – пятым и любимым ребенком в семье. Ее мать Софья Алексеевна была внучкой великого Ломоносова. Отец, генерал Николай Николаевич Раевский, – легендарный герой Отечества, отличившийся в войне 1812 года. Семья была окружена не просто всенародным признанием, но всеобщим обожанием.
1820 год был шальным, счастливым, может быть, самым счастливым. Но возможно, и единственным радостным годом в жизни Маши Раевской. Просто она об этом еще не знала. Ей шел пятнадцатый год – она родилась 25 декабря 1805 года. В мае в гостеприимный киевский дом Раевских приезжает Александр Пушкин. Он молод – 21 год, но уже поэт, к тому же опальный. Это так романтично. В считаные дни простой визит оборачивается чем-то совершенно невероятным – счастливым праздником. Молодежь шалит и проказничает. Генерал Раевский, умиляясь, везет всех отдыхать на юг. Неподалеку от Таганрога останавливаются, чтобы, как напишет потом Маша, «полюбоваться видом Азовского моря». «Вся наша ватага… бросилась к морю… Оно было покрыто волнами, и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала, для забавы, бегать за волной и вновь убегать от нее… Пушкин нашел эту картину такой красивой, что воспел ее в прелестных стихах».
Все так и было. Впоследствии поэт описал эту картину в первой главе «Евгения Онегина», восклицая:
Нет, никогда порыв страстей
Так не терзал души моей!
Поэт преподнес Маше заветное колечко – сердоликовый перстень, а на нем выгравированы три амура в ладье. Наверное, влюбленный Пушкин хотел показать, что его пронзил не один бог любви, а сразу три. А что же Маша? Неужто не поняла намека? Увы, барышня Раевская была слишком хорошо воспитана, чтобы раскрывать свои чувства. Но она еще долго видела во сне романтический образ поэта. И, не сдержавшись, через какое-то время написала ему письмо. Состоялась встреча и объяснение. Какое? Об этом рассказывают строки того же «Онегина». Письмо Татьяны и ее разговор с Евгением, в котором тот объясняет девушке, что не может быть хорошим мужем, взяты Пушкиным прямо из жизни – из ее, Машиной, жизни…
П. Соколов. Мария Николаевна Волконская с сыном Николенькой. 1826
11 января 1825 года в Киеве состоялось блестящее венчание 36-летнего князя Сергея Волконского с девятнадцатилетней дочерью генерала Раевского – ее, Машино, венчание. Жених стоял не в духе, невеста – опустив голову. «До свадьбы я его почти не знала…» – напишет она в дневнике. Так неужели генерал Раевский выдал любимицу замуж против ее воли?
Нет, Маша не противилась. Просто отец рассказал ей, что князь Сергей Григорьевич Волконский сделал блестящую военную карьеру: участвовал в 58 сражениях и дослужился до генерала. Еще отец вздохнул: «Князь Сергей – сын члена Государственного совета, сам состоит в свите императора. Богат невероятно. А у нас, Машенька, сама знаешь, одни долги…» Маша вздохнула. Конечно, она все знала. Еще она помнила, что юный ловелас Пушкин ясно объяснил: он в мужья не годится. А князь Сергей хотя бы заплатит долги отца…
Увы, брак не задался. Уже через неделю Сергей накричал на жену, стал резок и капризен. Мария написала сестрам, что «муж бывает ей несносен», что «она ничего не понимает». Действительно, откуда было знать юной жене, что князь Волконский живет на нервах, ведь он уже больше десятка лет видный деятель тайного Южного общества, которое выступает за убийство всех представителей дома Романовых и установление в России республики. А вот генералу Раевскому все это было известно. Он даже потребовал от Волконского клятвы порвать с заговорщиками. И в день венчания Волконский такую «бумагу чести» подписал. Но…
«После венчания я больше об этом и не думал», – напишет Волконский впоследствии. Проще говоря, он просто обманул тестя. Впрочем, и Раевский не раз слышал, что князь лучше откажется от брака, чем предаст свои убеждения, но любимицу дочь все-таки отдал. Видно, велики долги были… Но кто мог бы подозревать, что все они упадут на юную Марию?..
Она ждала ребенка, но муж, оставив ее в семействе Раевских, заезжал редко. Мария ничего не знала о событиях 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге. В декабре Сергей приехал на один день, благословил супругу и всю ночь жег бумаги. Потом опять исчез. 2 января 1826 года Мария родила сына Николая. Она не знала, что 14 января Сергей Волконский был арестован и уже на первом же допросе выдал всех, кого знал, включая близких родственников. Он просто сыпал именами! Даже дознаватели презрительно кривились, рассказывая потом Раевскому: «Ваш-то осрамился!» Конечно, генерал не сказал о том дочери, но скрыть правду о том, что Волконский приговорен к каторге, не сумел.
Мария кинулась в Петербург. Она не разделяла убеждений заговорщиков, более того – осуждала их. Она не любила мужа. Но это был ее МУЖ. И раз она – его ЖЕНА, то должна разделить его судьбу. Ей был 21 год. Она ничего не умела. Она покинула младенца-сына и ослушалась родных, запретивших ей ехать в Сибирь. Позже она узнает, что ее сын умер без нее, что отец скончался с горя: уж он-то понимал, что дочь вышла замуж по его просьбе.
В пути у Марии отняли вещи, лишили слуг. Современники описали, какими ужасными методами губернатор Восточной Сибири И.Б. Цейдлер попытался ее остановить. «Он уговаривал, упрашивал и, увидев все убеждения отринутыми, объявил, что не может иначе отправить ее к мужу, как пешком с партией ссыльных по канату и по этапам. Она спокойно согласилась и на это; тогда губернатор заплакал и сказал: «Вы поедете!»
11 февраля 1827 года Мария Волконская попала наконец на Благодатский рудник, где отбывал каторжные работы ее Сергей. Увидев мужа, она упала лицом на его кандалы. Позже стали говорить, что она их поцеловала. Но она просто потеряла сознание. В эту минуту она готова была отдать за Сергея жизнь.
Ее поселили в избе вместе с женами других декабристов. Она научилась готовить еду, шить, стирать, работать на огороде, колоть дрова, вбивать гвозди, точить пилу… Господь свидетель, она научилась всему. Она поддерживала и других узников – обшивала, кормила, хлопотала о послаблениях и для них. Страдальцы звали ее Светлой девой Марией. Она плакала, ибо понимала, что ее сравнивают с Матерью Христа. Она сразу же начала испрашивать разрешения поселиться вместе с мужем в каземате острога. Ее отговаривало начальство, убеждая, что в избе хотя бы можно жить, а в камере нет даже окон. Но Мария отвечала: «Там мой муж!» И ей разрешили перебраться. Конечно, если взглянуть на зарисовки декабриста Николая Бестужева, сделанные в камере Петровского каземата (в 1830 году узники были переведены на работу на Петровский завод), все выглядит не столь устрашающе. Конечно, никаких окон нет. Зато камера 20 метров, стены обиты присланной из Петербурга материей, есть два дивана, комод, письменная конторка, шкаф с книгами и даже – невероятно! – клавикорды, чудом довезенные Марией из Петербурга. Но не стоит забывать, что княгиня была аристократкой, привыкшей жить в домах, где комнаты исчисляются десятками!