— Короче, — сказал Вадим. — Я так понял, что напрасно тебя побеспокоил…
— Кто знает, кто знает. — Кат занялся прикуриванием сигареты и выдерживал долгую паузу до тех пор, пока не сделал первую затяжку. — Пых-х… Прежде чем ответить конкретно, я хотел бы задать тебе пару вопросов.
— Задавай. Но если это касается моей службы…
— Не волнуйся. Военные тайны меня не интересуют. Я и так ими сыт по горло. — Кат сделал красноречивый жест. — Это касается лично тебя.
— Спрашивай.
Вадим пожал плечами, но сам внутренне напрягся.
— Ты на мели, я правильно понимаю?
Это был удар в болевую точку. После возвращения из горячей точки (не просто горячей, а раскаленной) Вадима Верховского комиссовали из военно-воздушных сил по ранению. Было ясно, что причитающейся ему пенсии не хватит на то, чтобы прокормить семью. Дочка подрастала, родители старели, деньги обесценивались, жизнь дорожала.
— Да, — коротко ответил Вадим.
— И работа тебе очень нужна? — продолжал допрос Кат.
— Да.
— Ты готов на… ну, скажем так, не вполне законные действия? Перевозить грузы, не задавая лишних вопросов? Нарушать воздушные границы? Рисковать жизнью и свободой?
— С наркотой дела иметь не буду, однозначно, — предупредил Вадим.
— На этот счет можешь быть спокоен, — ухмыльнулся Кат. — У меня другая специализация, как ты мог узнать из прессы.
— Оружие?
— Допустим.
— Кто хочет воевать, все равно оружие найдет, — сказал Вадим.
— Кто хочет колоться или нюхать, тоже без дури не сидит.
— Это разные вещи.
— Ладно, не будем вдаваться в вопросы морали, — поморщился Кат. — Найду тебе работенку. В деньгах нуждаться не будешь. Но испытательный срок у нас никогда не заканчивается. Ошибок я не прощаю. Потому что цена им — миллионы баксов. И по собственному желанию увольнений не бывает. — Кат погасил докуренную до половины сигарету. — Если это тебя не пугает…
Он умолк, ожидая ответа. Вадим внутренне собрался. Приближался самый ответственный момент.
— У меня условие, — сказал он.
— Условие? — недовольно переспросил Кат. — Не рановато?
— В самый раз, — произнес Вадим. — Чтобы потом недоразумений не было.
— Ну, выкладывай свое условие.
— Я собираюсь перебраться в твой город с семьей.
Кат пожал плечами.
— Да ради бога. У меня тут не монастырь.
— Ты не дослушал, — сказал Вадим.
— Так говори.
— Моя жена замужем за Грызлиным.
Сделав это признание, Вадим и сам ощутил, насколько оно абсурдно звучит. Однако Ката заинтересовал не смысл услышанного, а упомянутая фамилия.
— Грызлин? — переспросил он. — Давид?
Вадим кивнул.
Кат сделался каким-то отчужденным, словно воздвигая между собой и собеседником незримую стену.
— Чья она все-таки жена, я не понял, — сказал он.
— Мы развелись несколько лет назад, — неохотно стал пояснять Вадим. — Она выскочила за Грызлина. Теперь решила уйти, но боится преследования и мести.
— Грызлин измен не прощает, — заметил Кат, прикуривая новую сигарету.
— Это не измена, Саша. Просто Ксюша больше с ним не может.
— И ты хочешь, чтобы я дал вам крышу. Я правильно понял?
— Крышу?
— Приют и покровительство, — расшифровал Кат. — Чтобы я защитил вас от Грызлина, если ему вздумается отомстить… А ему вздумается, можешь не сомневаться.
— Да, — согласился Вадим. — Был бы это обычный мужик, я б с ним сам разобрался. Да и Грызлина я бы не испугался, будь я один. Но с женой и дочкой… — Он покачал головой. — Я же не дома с ними собираюсь сидеть. Работать.
— Ты действительно такой наивный или прикидываешься?
Прищурив один глаз от дыма, Кат уставился на Вадима. Выражение его лица было недоверчивым и злым.
— Это отказ? — спросил Вадим.
— Разве я похож на сумасшедшего? Знаешь, как Грызлина в молодости звали? Гризли. Это медведь такой, огромный. Прет напролом, как танк. Никого не щадит, если кто на пути стоит. И никаких увещеваний не слышит.
Кат докурил сигарету, швырнул на пол и стиснул зубами следующую.
— Ты увел у него жену, насколько я понял…
— Свою жену, — вставил Вадим.
— Твоей она была раньше. Грызлин никогда не отпускает то, на что наложил лапу. Он скорее Волчевск с землей сравняет, чем позволит вам жить как ни в чем ни бывало. Тем более, что ему статус не позволяет.
— Какой статус?
— Авторитета, — ответил Кат приблизив лицо и понижая голос. — Мой тебе совет: откажись, пока не поздно. Прикинься больным, спрячься, выбрось телефон, забудь эту женщину. Потом, когда всё уляжется, возвращайся. Но сейчас…
Он покачал головой.
— Значит, не поможешь, — констатировал Вадим, уставившись в стол.
— Я не самоубийца, Вадим, — сказал Кат, тоже опуская взгляд. — У меня есть семья, есть бизнес, есть определенное положение. Я не стану рисковать всем этим ради человека, с которым когда-то носил одинаковые погоны. — Кат решительно откинулся на спинку стула. — Скажу тебе больше. Я обязан известить Грызлина о том, что только что услышал. Иначе меня не поймут.
С этими словами он достал из внутреннего кармана бумажник и положил перед собой. Решив, что приятель приготовился рассчитываться за пиво, Вадим тоже запустил руку в карман.
— Погоди, — остановил его Кат. — Запомни, наша встреча состоялась… — Он посмотрел на часы. — Не сейчас, а в четыре часа. Таким образом у тебя появится немного времени для маневра. И еще… — Кат достал из бумажника стопку стодолларовых купюр. — До того, как ввести меня в курс дела, ты попросил денег взаймы, и я тебе дал. Вот. — Он отсчитал и двинул доллары через стол. — Здесь четыре тысячи. На какое-то время хватит.
— Не надо, — буркнул Вадим, глядя на деньги.
— Не упрямься, бери, — сказал Кат. — Ты же на попятный не пойдешь, я твой характер знаю. Без денег и неделю не продержишься.
— Спасибо.
— Да пошел ты… — Кат произнес это с такой злостью, что стало ясно: он ненавидит сейчас и себя самого и Вадима, заставившего разбередившего ему душу. — За пиво заплати сам. И уматывай из Волчевска. Тут тебя в два счета отыщут. Мои же парни.
С грохотом отшвырнув стул, он пошел к выходу из кафе. Выскочивший на шум официант вопросительно посмотрел на Вадима.
— Счет, — сказал он. — И двести водки.
2
Еще утром мир казался таким простым и ясным, что даже такое простое действие, как вдыхание и выдыхание воздуха, доставляло удовольствие. Накануне рыболовы немного перебрали, но это никак не сказалось на их самочувствии после ночевки под открытым небом.