Выстрел походил на хлопок бутылки шампанского. Игорь, получивший пулю в ногу, скрючился, схватившись за рану.
— Еще? — спросила Ксюша.
— Ты что творишь? — спросил он, поднимая голову.
Юрок оцепенело стоял рядом, не обращая внимания на глубокую царапину под глазом.
— Сам виноват, — сказала Ксюша. — С тобой, как с человеком, а ты просто животное.
— Куда я теперь с огнестрелом? — спросил Игорь, уставившись на простреленную ногу.
Она тряхнула спутанными волосами:
— Меня не колышет.
— Я полицию вызову, — промямлил опомнившийся Юрок.
— Стоять! — велела Ксюша. — Нет. Лечь. Давай, падай мордой вниз, пока пулю не схлопотал.
Дружок Игоря поспешно встал на четвереньки и растянулся на полу, продолжая смотреть на нее. Во взгляде его читалась странная смесь похоти, ненависти и страха. Ксюше захотелось пнуть его туфлей в лицо, но она сдержалась.
— Одежда где моя? — спросила она Игоря.
— Тебе это так не сойдет, — предупредил он, кривясь от боли.
Ксюша выстрелила ему в ту же ногу. Охнув, он сел на пол.
— Одежда, — повторила она.
— За шкафом, — сказал он, убедившись в абсолютной серьезности ее намерений и твердости характера.
— Деньги.
— Какие деньги? Я ничего у тебя не брал.
— Твои деньги.
— А выкуси! — огрызнулся Игорь. — Я тебе ничего не должен. Одевайся и проваливай.
— Должен, Игорь. По жизни. — Ксюша подошла немного ближе. — У меня пять патронов осталось. Двух хватит, чтобы ты истек кровью до того, как тебя приедут спасать. Стрелять?
— На, тварь! — Он выхватил из кармана и швырнул на линолеум бумажник. — Карточки и документы не трогай.
— Давно бы так.
Проходя мимо Юрка, Ксюша не удержалась и приголубила его каблуком между ребер. Взвыв по-кошачьи, он попросил:
— Не надо. Я ж ничего.
— Ур-роды.
Ксюша уединилась в прихожей и пошарила свободной рукой за шкафом. Никогда в жизни она не одевалась так быстро, но, выскочив на улицу, разминулась с полицейским нарядом, успевшим прибыть по вызову кого-то из бдительных соседей.
Она не убегала, но уходила быстро. Хмель всё еще бродил в ее крови, создавая гремучую смесь с адреналином.
5
Сквер идеально подходил для того, чтобы скрываться там, не привлекая к себе внимания.
Ксюша была одета в голубые джинсы и свободную белую блузку с синим узором, стилизованным под индейский орнамент. Туфли отправились в первый попавшийся мусорный ящик, сменившись серебристыми сандалиями на тонкой подошве. Глаза Ксюши прикрывали щитки дешевых солнцезащитных очков. Волосы она собрала на макушке, стянув в узел. Узнать ее сейчас смог бы разве что очень близкий человек.
Сумку она оставила прежнюю, потому что подобных вещей свидетели, как правило, не замечают. Внутри лежали деньги и пистолет. Держа сумку на коленях, Ксюша ела мороженое в вафельном стаканчике.
Мимо курсировали молодые мамы с колясками и карапузами на самокатах и велосипедах. Находиться среди них было все равно, что сделаться невидимкой. Мужчин в скверике не было. Рядом с Ксюшей сидела девочка лет девятнадцати и кормила младенца грудью. Коляска стояла так, что могла принадлежать и ей, и Ксюше.
Чуть дальше, за чахлыми кустами, похожими на бруствер, пролегала одна из центральных улиц Волчевска, по которой ехали и шли горожане. Большинство из них родились здесь и были обречены умереть тоже здесь, среди знакомой до тошноты обстановки. Интересно, что они представляли себе, когда говорили «мой город»? Уродливый памятник на центральной площади? Старую школу, в сортире которой учились курить в затяжку? Свой двор со ржавыми гаражами и старушечьими лавочками?
Ксюша подумала, что лучше сдохнет, чем будет прозябать в захолустье типа Волчевска с загаженной речкой Волчанкой. Успокоившись и почувствовав себя в безопасности, она обдумывала свои дальнейшие действия.
Она не собиралась тупо сидеть на месте и ждать, пока Давид выйдет из комы, если это вообще произойдет. Даже при таком раскладе ничего хорошего ее в не ожидало. Не тот он был человек, чтобы простить измену. А сынок его не остановится на достигнутом.
Если просто прятаться, то Ксюшу непременно найдут и доставят по назначению. Вместо того, чтобы покориться такой незавидной судьбе, она решила начать свою собственную игру. В голове у нее хранилось куча информации. Если правильно ею распорядиться, можно обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. К тому же Ксюша поднаторела в деловых и финансовых вопросах настолько, что была способна урвать свой кусок пирога.
Давид, конечно, был неплохим мужиком и подвернулся очень вовремя. Но теперь всё драматически изменилось. Инсульт либо доконает Давида, либо превратит в инвалида, послушную куклу, которой будет управлять Леонид. Значит, этот этап жизни закончен.
Возможно, Ксюша и поплачет, когда узнает о смерти мужа. Но сама она была себе гораздо ценнее и дороже. Жизнь продолжалась. Во власти Ксюши было сделать эту жизнь безопасной, комфортной и яркой.
— Сколько ему? — спросила она у кормящей матери.
— Это Сонечка, — произнесла та, слегка гнусавя от нежности.
— Красавица, — улыбнулась Ксюша. — А моей уже почти пять.
— Серьезно? Никогда бы не подумала, что у вас такая взрослая дочка.
— Рано родила. Спешила стать матерью. Вы, как я погляжу, тоже.
— Он меня не спрашивал. — Лицо молодой мамы сделалось некрасивым. — Сам в армии теперь, а я — одна отдувайся.
— Долго ему еще служить? — поинтересовалась Ксюша таким тоном, как будто это ее интересовало.
По дороге за кустами медленно ехал полицейский автомобиль, из которого выглядывали две мужские физиономии.
— Почти год, — ответила соседка.
— Я к тому времени уже второй раз рожу, — сказала Ксюша.
— Времени не теряете.
— Четвертый месяц уже. Можно я попробую вашу коляску покатить. Старую я сестре отдала, так что придется новой обзаводиться.
— Конечно, конечно! — воскликнула молодая мама, радуясь, что она кому-то интересна со своей Сонечкой.
Ксюша взяла коляску за ручку и повезла по аллее, качая на ходу и поправляя полуоткрытый тент. Полицейские газанули и скрылись из виду. Ксюша развернулась и прикатила коляску обратно.
— Прелесть, — сказала она, чуточку сюсюкая. — Легкая, послушная.
— Япония, — похвасталась хозяйка коляски.
«В Китае твоя Япония», — подумала Ксюша.
— Буду искать такую же, — сказала она.
— «Вау-вау» называется, — подсказала молодая мама.