– Но, простите… – Он был неприятно поражен, опечален. – Сомнения? Исследование? Подсовывание? Как вы можете предполагать что-либо подобное! Я имел в виду то, что вы… взяли там… намереваясь вручить мне… не так ли? Однако же вы забывчивы, – улыбнулся он, видя мою беспомощность. – Ну, там, в часовне. Оно у вас при себе – должно быть, в кармане, верно?
– А-а!
Я достал из кармана пузыревидный палец и подал майору.
– Благодарю, – сказал он. – Я приобщу это к документации по его делу. Это порядочно усугубит его вину.
– Там внутри что-то есть? – спросил я, глядя на обмякший мизинец, который он положил перед собой.
– Нет, откуда… – Он поднял розовую колбаску и показал ее на свет. Она просвечивала – пустая. – Просто приобщим к делу, как доказательство особой дерзости. Это ему даром не пройдет…
– Старику?
– Ну, ясно.
– Да ведь он мертв…
– Ну и что? Действие было враждебное! Вы же видели! Из-под флага, того…
– Да ведь это был труп!
Он тихонько засмеялся.
– Дорогой коллега – я ведь могу вас так называть, правда? – хорошо бы мы выглядели, если бы смертью можно было от всего отвертеться. Но хватит о нем. Благодарю за сотрудничество. Вернемся к делу. Перед отправкой вас ожидает еще то да се…
– Что?
– Ничего неприятного, уверяю вас! Обычное введение в курс дела. Ну, пропедевтика. Вы ориентируетесь – хотя бы отчасти – в том объеме шифров, которыми должны овладеть?
– Нет, разумеется, нет.
– Вот видите. Имеются шифры опознавательные, дежурные и особые, это как раз для вас, – улыбнулся он. – Их каждый день меняют, это необходимо, но как же хлопотно! Вдобавок каждый отдел имеет свой собственный, внутренний, так что, если ты входишь и говоришь что-то, одно и то же слово или имя на разных этажах означает нечто иное.
– И имя тоже?
– А как же! А как вы думали! Ха-ха, ничего себе была бы история – явное имя, скажем, главнокомандующего! Вы не заметили, как специфически звучат имена сотрудников его штаба?
– Действительно…
– Ну, видите. – Он посерьезнел. – Поэтому зашифрованы звания, ранги, приветствия…
– Приветствия?
– А вот, к примеру, беседуешь с кем-нибудь по телефону, с кем-нибудь извне, и говоришь, скажем, «добрый вечер», – отсюда можно заключить, что у нас и ночью работают, что есть смены, а это уже важная информация… для кое-кого, – выделил он последнее слово. – Впрочем, любой разговор…
– То есть как это? А теперь, когда мы…
Он кашлянул с еле заметным замешательством.
– Неизбежно, дорогой мой!
– Простите, но я, ей-богу, не понимаю…
Он смотрел мне в глаза.
– О… и зачем вы это говорите? – отозвался он приглушенным голосом, в котором чувствовалось сожаление. – Понимаете, прекрасно понимаете. «Забыл»… «Не знаю, о чем речь»… «Испытание»… «Предварительное исследование»… Теперь вам понятно? О, вижу, вижу, что понятно. Ну, зачем делать такое отчаянное лицо? Зачем? Каждый шифрует, как может, – и вы тоже научитесь профессиональному подходу. Ведь все в порядке, так ведь?
– Да, раз вы говорите…
– Побольше уверенности в себе, мой дорогой! Служба есть служба, течение дел анонимное, есть свои сложности, неожиданности, но вы, сотрудник, на которого возложена столь трудная Миссия, не дадите сбить себя с толку всякими глупостями, тем более что они неизбежны. Теперь я направлю вас в Отдел шифров – там лучшие, чем я, специалисты объяснят вам все, что нужно, разумеется, без всякой муштры, просто в дружеской беседе… а инструкция тем временем будет ждать вас здесь.
– Я даже не заглянул в нее…
– А кто вам мешает?
Я развязал лежавшую на столе пачку. Мой взгляд блуждал по строчкам машинописи, пока наконец не выхватил наугад:
«Твой ум не принимал в себя ничего, а только отражал окружающее, словно облитый водой, отливающий влажным блеском комок ссохшейся глины»…
Я перескочил через несколько строчек.
«До сих пор ты совершенно не думал о том, что будешь делать дальше. Протянув руку к двери, ты в первый раз осознал, где ты, ощутил ожидающий тебя за тонкой перегородкой недвижный, белый лабиринт».
– Что это? – выдавил я из себя, поднимая глаза на майора. Страх плоским жаром разливался в груди. – Что это такое?
– Шифр, – равнодушно сказал он, ища чего-то в разложенных на столе бумагах. – Инструкция должна быть шифрованной.
– Но это… это звучит, как… – Я не докончил.
– Шифр должен походить на все что угодно, за исключением шифра, – ответил он.
Перегнувшись через стол, он взял у меня из рук инструкцию. Мои пальцы скользнули по картонной обложке.
– А… мог бы я взять ее с собой?
– Зачем? Она будет ждать вас здесь.
В его голосе звучало неподдельное удивление.
– Ну, мне могут ее перевести – в этом Отделе шифров.
Он рассмеялся.
– Да, сразу видно новичка. Ничего. Необходимые навыки войдут вам в кровь. Мыслимое ли дело – выпустить из рук инструкцию? Ведь о вашей Миссии знает, кроме главнокомандующего, только начальник штаба да я, общим счетом три человека.
Молча проводил я глазами пачку бумаг, которую он опять положил в сейф, а потом, словно забавляясь, покрутил цифровые валики.
– Но вы можете по крайней мере сказать, в чем состоит моя Миссия? Хотя бы в общих чертах, в двух словах, – настаивал я.
– В общих чертах, да? – бросил он. Прикусил нижнюю губу; непослушная светлая прядь волос закрыла ему левый глаз, но он не откинул ее. Он стоял, кончиками пальцев опершись о стол и по-школярски распирая языком щеку, потом вздохнул и улыбнулся. На левой щеке обозначилась ямка.
– Ну, что мне с вами делать, что мне с вами делать… – повторил он. Вернулся к сейфу, вынул оттуда бумаги и, крутя цифровой щиток защелкнувшейся дверцы, сказал: – У вас ведь есть папка, а? Сложим-ка туда все это добро, так, прекрасно…
Он взял пустую папку, которую я положил перед тем на стол, и запихнул туда бумаги.
– Прошу, – сказал он, вручая мне ее с весело сощуренными глазами. – Теперь она уже у вас, эта ваша инструкция, да еще в такой папке! Желтой… ну-ну!
– А этот цвет что-нибудь значит?
Моя наивность развеселила его. Он сдержал улыбку.
– Значит ли он что-нибудь? Превосходно! Значит, да еще как! А теперь идемте вместе, лучше я вас провожу, так будет скорее, туда, пожалуйста…
Я заспешил за ним, сжимая под мышкой растолстевшую папку. Мы перешли в соседнюю комнату – длинную, почти как школьный класс. На стенах, над головами служащих, висели большие листы с рисунками акведуков и шлюзов; а в следующем помещении – доходившие до потолка карты полушарий какой-то красной планеты. Подойдя ближе, я узнал марсианские каналы. Майор открывал передо мной двери, я шел за ним по узкому проходу между столами. Сидевшие даже не поднимали глаз, когда мы проходили мимо. Еще одна просторная комната. На большом цветном листе была изображена – в увеличении – крыса в разрезе, с головы до хвоста. В стеклянных ящичках белели опрятные, словно склеенные из вылущенных орехов и связанные проволочкой, скелеты грызунов. Эта комната, в отличие от прочих, загибалась дугой. В ее колене за лабораторными столами, у микроскопов, сидело больше десятка людей. Вокруг каждого лежали стеклянные пластинки, пинцетики, баночки с какой-то вязкой, прозрачной жидкостью – должно быть, с клеем; они накладывали на стекло обрывки бумаги, какие-то замазанные и грязные, проглаживали их плоскими грелками и соединяли с точностью часовщиков. В воздухе ощущался отчетливый, резкий запах хлора.