Такое разное будущее - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Лем cтр.№ 149

– Ах нет, – сказал Нильс, – но прошу вас, объясните мне, почему то, что я говорил, глупо, если это действительно глупо.

– То, что ты сказал, Нильс, – отозвался молчавший до сих пор Тер-Хаар, – сводится к следующему: мужчина любит женщину, а та не разделяет его чувств. Других препятствий к сближению у них нет, поэтому женщина принимает пилюлю, преобразующую те свойства ее характера, которые мешали ей полюбить именно этого человека, и все кончается к обоюдному удовольствию. Так ты себе это представляешь?

– Но… – Нильс заколебался, – в твоем пересказе, профессор, это выглядит немного смешно… Может быть, не пилюля…

– Ну, технические детали не так важны – речь идет о вмешательстве в психику. В этом-то и состоит главная загвоздка.

– А почему ты думаешь, что это так сложно?

– Не знаю. Наверное, подобного рода эксперимент сегодня уже возможен, а может быть, нет. Я не касаюсь этой стороны проблемы. Но в данном случае препятствия этические, а не биотехнические. Видишь ли, эта женщина – такой же полноценный человек, как и тот мужчина. Если она его не любит, это вытекает из структуры ее характера, ее психики, ее склонностей и связано со всем тем, что составляет ее личность. Для того чтобы она полюбила этого мужчину, следовало бы преобразовать ее ум, что-то изменить в нем, что-то из него убрать, уничтожить, убить – на это никто из нас не согласится, никто на свете, даже тот несчастный влюбленный. Существует неписаный, но неукоснительный запрет на проведение опытов над душой человека. Из чего этот запрет исходит? Наша цивилизация часто стирает грань между тем, что естественно, и тем, что создано искусственным путем, но все наши открытия и технические достижения останавливаются перед вторжением в область человеческого сознания. Мы сами их останавливаем на этой границе, потому что духовный мир личности для нас – нерушимая, наивысшая общественная ценность. В эту область недопустимо вмешиваться никакими «облегчающими» жизнь способами. Самая скромная попытка была бы здесь опасным прецедентом; мы бы начали от исправления мелких недостатков характера, какой-нибудь «психической ретуши», а кончили бы такой перетасовкой духовных свойств, какая применима при составлении мозаики из камней.

– Когда ты так говоришь, мне кажется, что ты прав, – сказал после минутного молчания Нильс. – Но ведь неразделенная любовь причиняет страдания? Правда, сам я никогда ничего подобного не испытывал, но думаю, что это – бесполезное чувство…

– Бесполезное чувство? – подхватил эти слова Амета. – Бесполезных чувств, дорогой мой, не бывает. Неудачи, страдания, огорчения необходимы. Это не фраза, не похвала страданию. Великие трудности, которые мы преодолеваем, возвеличивают нас самих, а удовлетворение желаний, пока они не развились и не созрели в человеке, может принести больше вреда, чем пользы. Поэтому воспитатели знают: нужно, чтобы у ребенка зародилась мечта, но сиюминутное ее исполнение они исключают, поскольку благодаря мечте в характере ребенка вырабатывается целеустремленность, что весьма ценно, – она становится основой формирования человека. Мы достигаем в жизни тем больше, чем более трудные цели ставим перед собой. И не случайно на «Гее» сейчас разрабатываются планы куда более далеких путешествий, чем наше. Ты сказал «бесполезное чувство». Ты о Петре подумай. Пережитое вошло в него так глубоко, что уцелело, когда все иные воспоминания погибли. Не помня ничего, он мог сказать себе: «Я любил», а это уже много. Теперь это воспоминание начнет обрастать другими, иначе в его возвращении к жизни было бы что-то нечеловеческое, он был бы как автомат, который запоминает по приказу и становится пустым, как ненаписанная страница. Человек, который действительно все забыл, – это ужасающее явление, слово «я» в его устах всего лишь пустой звук. Поэтому самые тяжелые страдания не бесполезны; правда, их нужно побеждать, но побеждать – не значит отбрасывать.

Мы поговорили еще немного, и, когда все уже собрались уходить, Нильс сказал:

– Мне кажется, профессор Шрей, что теперь я знаю о любви больше, чем ваш марсианин о музыке…

Старый хирург еще на какое-то время задержался у меня. Мы довольно долго сидели молча, наконец Шрей широко открыл глаза, которые удивительно живо заблестели в темноте, и тоном, какого я никогда у него не слышал, сказал:

– Знаешь ли ты леса близ Турина?.. И те широкие белые дороги, которые вырываются из них на равнины, полные ветра… И березовые рощи… Там можно бродить целыми днями и вечером греть руки у костра, дым от которого стелется так низко, а хворост трещит так громко…

– Ты это всегда можешь увидеть в видео, – сказал я, – в любую минуту, даже сейчас.

Шрей заморгал и поднялся.

– Протезы для воспоминаний мне не нужны, – сухо ответил он и быстро вышел.

Третий год путешествия был самым тяжелым, несмотря на то что он не изобиловал значительными событиями. А может быть, именно поэтому. Предупредительные сигналы молчали. Корабль развил полную скорость и каждую секунду проходил 170 000 километров под некоторым углом к оси, соединяющей Северный и Южный полюсы Галактики. Все приборы «Геи» работали так хорошо, что мы давно забыли об их существовании. Воздух для дыхания, продовольствие, одежда, предметы повседневного обихода и более изысканные – все, чего можно было пожелать, предоставлялось по первому требованию. Все это производилось в атомных синтезаторах корабля. В центральном парке сменялись времена года; дети, появившиеся на свет в первые месяцы путешествия, уже начали говорить. Коротая долгие вечера, мы поверяли друг другу свои личные истории, и наши жизни, подчас запутанные и сложные, теперь – спрессованные во времени – делались понятными; становилось ясно, что привело каждого из нас на палубы межзвездного корабля.

Теперь уже никто не искал одиночества, напротив, люди тянулись друг к другу и иногда сближались, может быть, слишком поспешно. Амета говорил: «Ничего хорошего не получится, если объединить слабость со слабостью. Нуль плюс нуль всегда равен нулю». Преодолевать день за днем эти бесконечно тянувшиеся недели и месяцы было нелегко. Я сам, будучи связан с кругом людей, обладавших неисчерпаемыми резервами духа, страдал мало, но как врач замечал, что касалось многих других, бездонная пустота словно лишало смысла их жизнь и труд.

Почти все на корабле страдали бессонницей. Употребление лекарств возросло больше чем вдесятеро по сравнению с первым годом путешествия. Случались и проявления психической неуравновешенности: стычки по самым пустячным поводам между коллегами, даже между друзьями. В любую пору суток можно было встретить людей, бесцельно слоняющихся по коридорам; они проходили мимо тебя, неподвижно уставившись глазами в одну точку. Особенно нас тревожили несколько десятков человек, деятельность которых сильнее других привязывала их к Земле. Оторванность от родной планеты подрывала основы их существования. Некогда предполагалось, что они включатся в другие коллективы, более загруженные работой, но на это решились далеко не все. Закон абсолютной добровольности труда, вытекавший очевидным образом из самых основ нашего бытия, обращался теперь против нас.