– Что?
Его пальцы кажутся горячими и жесткими даже сквозь одежду.
– Мне снились Джен и мама. Потому что я за них волнуюсь.
– Да? Ну допустим, – говорю я, силясь ему поверить, но без особого успеха.
Джеб резко отстраняется и молча отходит в другой конец зала.
А у меня леденеют руки.
Боль мучительна, но я радуюсь, что наконец что-то сказала. Иначе я бы вечно из-за этого переживала, думая, что ворую поцелуи, предназначенные для другой. Я снова подтягиваю к себе оловянную коробку и сосредотачиваюсь на надписи, чтобы отвлечься от подступивших слез. Буквы то расплываются, то делаются яснее, складываясь в читабельную надпись. Я провожу по ней кончиком пальца и шепотом произношу слова:
Вот бормоглот; заключена в нем та, что всех милей,
Освободи ее, утешь, и будешь вместе с ней.
Пусть в алый цвет твоя любовь окрасит толщу вод
И сердце розы, что в саду неведомом растет,
Пусть кистью ловкая рука
Выводит росчерк завитка.
Одна душа другой взамен,
Оплачен кровью вечный плен.
– Это единственный способ освободить Королеву, если не ты ее туда посадил. – Звенящий голос Паутинки выводит меня из задумчивости. – Заклятие всегда разное, в зависимости от того, кто сидит в коробке.
Она приземляется на мое плечо, так что я могу рассмотреть ее вблизи – идеальные женственные формы, зеленоватая кожа, обнаженное тело, только некоторые места прикрыты блестящими чешуйками.
– «Пусть в алый цвет твоя любовь окрасит океан». – Стрекозиные глаза феи блестят. – Розы должны быть окрашены кровью того, кто добровольно пожелает поменяться с ней местами по самой благородной из причин. Любовь поможет это сделать.
Знаменитая сцена из Льюиса Кэрролла проносится у меня в голове – карты-садовники красят в алый цвет розы в саду, чтобы спастись от казни. Какая ирония судьбы. В этой Стране Чудес можно потерять голову навсегда, выкрасив собственной кровью розы на стенках коробки-бормоглота.
– Значит, Морфей покривил душой, – говорю я. – Есть другой способ освободить Королеву и открыть портал. И это может сделать не только тот, кто заточил ее.
Джеб стоит рядом, и лицо у него очень довольное. В глазах так и светится: «Я же говорил».
– Это не такое уж простое решение, – ворчливо отвечает Паутинка и, треща крыльями, срывается с моего плеча. – Как только сделка будет заключена, никто и никогда уже не сможет освободить душу, согласившуюся на обмен. Кровь скрепляет договор навечно, навсегда. «Одна душа другой взамен, оплачен кровью вечный плен».
– Иными словами, – вмешивается Джеб, – это должна быть самоотверженная любовь. То, на что неспособен Морфей. Ему храбрости не хватит.
Паутинка зависает в воздухе, скрестив руки на груди.
– Мой господин обладает великой храбростью. Однажды он спас мне жизнь.
Она бросает взгляд на дверь и снова смотрит на нас.
– Никто не знает, на что способен, пока не сгустится тьма. Вот почему освободить Королеву может только то, что лежит в глубине сердца. Там кроется самая могущественная в мире сила.
Ее загадочные слова повисают в воздухе. Паутинка ныряет под стол, вытаскивает папин армейский нож и кладет его возле ноги Джеба. Тот прячет оружие в карман. Я хочу спросить у феи, что она имела в виду, говоря о тьме и о глубине сердца. Выяснить, как Морфей и другие одиночки-подземцы живут здесь, внизу. Но язык у меня скован заклятием, написанным на крышке бормоглота, и тем, как Джеб отреагировал на мои вопросы.
Паутинка подводит нас к одному из зеркал и касается пальчиком стекла. Души бабочек исчезают, разлетевшись по другим зеркалам, которые висят вдоль стен.
Фея прикладывает ладонь к гладкой поверхности, и та раскалывается, совсем как трюмо у меня в спальне. В зеркале появляется длинный стол, уставленный блюдцами и чашками. Стол стоит под деревом, возле домика в форме кроличьей головы – две трубы напоминают уши, крыша покрыта мехом. Похоже, солнце на сей раз одолело луну, потому что всё вокруг залито ярким дневным светом. Достав ключ длиной с полруки, Паутинка отпирает портал и разглаживает стекло.
Из соседнего зала раздается эхо шагов. Битва переместилась сюда.
– Идите! – велит Паутинка.
Джеб, не глядя на меня, вскидывает рюкзак на плечо. Лицо у него такое же зеленое, как у Паутинки. Я бросаюсь сквозь зеркало, спасаясь не столько от ужасов, которыми грозят мне Белл Кроллик и Червонная армия, сколько от собственных душевных мук.
13
Болванс
Я случайно наступаю в тарелку с печеньем. Когда головокружение проходит, я поднимаю ногу и стряхиваю с нее обсахаренные крошки.
Прежде чем я успеваю осмотреть стол, на котором стою, кто-то толкает меня в спину. Я спотыкаюсь и падаю лицом в пирог с начинкой из мясистых фиолетовых ягод.
– Эл, извини, пожалуйста, – говорит Джеб, поднимая меня за локти и прижимая к себе. – Всё нормально?
Я молчу, потому что он не уточнил, физически или эмоционально. С помощью Джеба мне удается обрести опору, поставив ноги между тарелкой с бутербродами и миской с засахаренными фиалками. Мои губы облеплены ягодной начинкой.
Я слизываю ее и трясу руками, пытаясь избавиться от липкого месива.
Пейзаж, который мы видели преломленным в зеркале, теперь предстает перед нами во всей красе. Домик, похожий на кролика, стоит на холме. Это роскошный зеленый оазис посреди пустыни. Дюны вдалеке напоминают шахматную доску с черно-белыми клетками, совсем как те, о которые я спотыкаюсь в моем кошмаре. Жаль, что здесь нет никаких материалов, чтобы навечно запечатлеть этот причудливый ландшафт.
Ветерок пошевеливает мои косички, в ветвях шелковицы, над моей головой, щебечут птицы, солнце греет плечи. Все это так похоже на Плезанс, что меня охватывает дикая тоска. Мне страстно хочется поговорить с папой, а главное – обнять его.
Сейчас суббота. По крайней мере, я так думаю. Будь я дома, папа жарил бы стейки, а я бы готовила фруктовый салат, потому что моя обязанность – следить, чтобы он правильно питался.
А что, если я не справлюсь и не смогу вернуться домой? Элисон будет винить себя и сойдет с ума взаправду. От шоковой терапии ей станет только хуже. Папе придется сидеть одному на кухне и есть хлопья с холодным молоком. Никто, кроме собственного горя, не составит ему компании. И не надо забывать про маму Джеба и Дженару. Благодаря тому, что он работает в «Подземелье», его родные спокойно платят по счетам. Они полагаются на него. Что они будут делать без Джеба?
Если я не справлюсь, то погублю всех.
Джеб протягивает мне через плечо салфетку. Я вытираю лицо и спрашиваю:
– Интересно, почему мы приземлились именно здесь?