– Слушай, Джеб, – начинаю я, дважды сглотнув. – Насчет того, что случилось там, в море. Я…
– Потом.
Он оборачивается и кладет руку мне на плечо.
– Мы не одни.
Джеб заставляет меня пригнуться, и тут же над нами проносится сияющее облако, похожее на стаю светлячков.
– Это она! – кричит сквозь шум множества крыльев тоненький голосок. – Это она!
Над нами зависает целый рой крылатых человечков. Каждый размером с кузнечика и цветом, как зеленая фасоль. Все это девочки; их обнаженные тельца покрыты блестящими чешуйками, которые образуют причудливые узоры на груди и на животе. Остроконечные уши и распущенные волосы светятся. Глаза у них выпуклые, металлического оттенка, как у стрекоз, точно эти существа носят бронзовые солнечные очки. Рядом с моим лицом трепещут крылья – молочно-белые, покрытые пушком, как одуванчики.
Одно создание подлетает вплотную и касается виска Джеба; ладонь у нее не больше божьей коровки.
– Я его нашла, это моя добыча!
– Моя, моя! – кричат три другие малютки разом, зарываясь ему в волосы.
Джеб судорожно стискивает лямки рюкзака.
– Нет, сестры-феи, – отвечает первая голоском, похожим на звон колокольчика.
Она зависает перед Джебом – в таком же восхищении, как и остальные – и объявляет:
– Господин сказал, что они под моей опекой.
Прочие недовольно ворчат и отлетают в сторону.
Крохотная победительница, вися в воздухе, кланяется.
– Меня зовут Паутинка. Я отведу вас к тому, кого вы ищете.
Ее стрекозиные глаза, мерцая, обращаются в мою сторону и вспыхивают, как будто Паутинка сердится.
– К тому, кто ищет тебя.
При этих словах у меня что-то обрывается в животе.
Паутинка поворачивается к Джебу:
– Эльфийский рыцарь, желаешь ли ты удовольствий? Если угодно, я могу их тебе доставить.
Потрогав лабрет большим пальцем, Джеб, очаровательно смущенный, косится на меня.
– Э… Нет, спасибо. Все нормально.
Хихикнув, фея летит вперед и присоединяется к остальным.
Мы идем вслед за нашими искрящимися проводниками в чащу леса и пробираемся сквозь высокие неоновые травы, пока не оказываемся на полянке, поросшей ярко-зеленым мхом, желтыми лишайниками и светящимися грибами. Стоящие вокруг деревья вздымаются ввысь, их ветви переплетаются, образуя купол. Сквозь просветы видны клочки фиолетового неба – ровно столько, сколько нужно, чтобы отбрасывать тени.
Все крылатые феи устраиваются под этим куполом. Такое ощущение, что ветви усеяны зажженными свечами. Благодаря их светящимся телам на поляне повисает мягкое сияние. Паутинка жестом манит нас за собой, в центр поляны, где растет гигантский гриб в фиолетовую полоску, окутанный благоуханным облаком.
И я безошибочно узнаю это место. Я видела его во сне. Мы – в обиталище Гусеницы, мудрой хранительницы Страны Чудес.
– Ничего особого я в ней не вижу, господин, – говорит Паутинка, зависая над плотной пеленой дыма, который окутывает шляпку гриба, скрывая того, кто сидит на нем. – Она покрыта грязью, и от нее несет устрицами.
– Потому что она только что осушила море, крошка. И, наверное, это было нелегко.
От этого низкого, чувственного, мужественного голоса все мое существо содрогается. Я понимаю, что там сидит он. Мой подземный наставник. Если бы только я могла разглядеть его сквозь дым…
– И одета она как судомойка, – продолжает Паутинка, неодобрительно глядя на меня. – Лучше отослать ее домой и подождать другую. Кого-нибудь поприличнее.
– Тому, кто ходит голым, не стоит судить чужой наряд, – отвечает знакомый голос. – Ты прекрасно знаешь, что не одежда красит человека.
Пристыженная Паутинка садится на ветку. Наконец дым рассеивается, и я вижу кальян и махаона размером с ворону. У него черные крылья и блестящее синее туловище. Он сидит на шляпке гриба, как обычные бабочки на цветке.
Махаон втягивает дым и выпускает клубы в воздух.
Некоторые облачка похожи на птиц, другие на цветы. Одно приобретает форму женской головы, как на камее. Медленно тая, оно начинает походить на пятилетнюю девочку. На пятилетнюю меня…
– Приятно снова увидеть тебя, малютка. Как я скучал по тебе.
Ахнув, я падаю на колени. Гусеница, махаон и крылатый мальчик – это всё одно и то же. И так было всегда.
– Я видел эту бабочку, – говорит Джеб. – На зеркале в твоей машине.
Он кладет рюкзак и берет меня за плечи, пытаясь поднять. Но мои ноги не слушаются.
– Ох, ох. Не кланяйся мне, прекрасная Алисса.
Голос исходит из хоботка бабочки. Оттуда же вырываются и серые облачка дыма. Потом махаон взглядывает на Джеба.
– А вот ты должен поклониться ей.
Дым течет к Джебу, превращается в воздухе в сеть и опутывает его. Под ее тяжестью Джеб опускается на колени. Удар палки рассекает ему колено – там, где клык осьминоржа распорол штанину.
Выступает кровь.
– Ага! Он не эльф, а простой смертный!
Махаон хлопает крыльями, как будто сделал невероятное открытие.
– Смертный, смертный! – восклицают феи голосами, нежными, как колокольчики. Они срываются с ветвей, как сияющие снежинки, и окружают Джеба, который пытается рассечь волшебную сеть ножом. Феи выбивают нож у него из рук, ныряют под сеть и облепляют Джеба, как муравьи – кусочек сахара.
Я вскакиваю, чтобы отогнать их.
– Пошли прочь!
– Не мешай им веселиться, – мурлычущим голосом говорит махаон. – Мы не сломаем твою игрушку.
Я хватаю нож и пытаюсь разрезать сеть, но нити тают прямо у меня в руках. Я так поглощена этим, что не замечаю превращения, происходящего на шляпке гриба. Махаон смеется, и я поднимаю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как его атласные крылья оборачиваются вокруг туловища.
Они растут, затем распахиваются – и передо мной появляется тот самый мужчина, который стоял у меня за спиной в разбитом зеркале. Мальчик из моих воспоминаний, только выросший.
Нож выпадает из моей руки. Такое ощущение, что я застряла между прошлым и настоящим.
Он примерно ровесник Джеба и одного роста с ним. На нем черный кожаный костюм и простые удобные ботинки. Он полулежит на шляпке гриба, скрестив лодыжки и элегантно держа кальян двумя пальцами. Он тоньше Джеба, но в прекрасной форме. Пиджак, расстегнутый почти до пупка, обнажает грудь – молочно-белую, как и чисто выбритый подбородок.
Феи утаскивают нож и бросаются к своему господину. Они приглаживают ему волосы, поправляют одежду, воркуют и смеются.
Неудивительно, что постер на стене магазина всегда казался мне таким знакомым.