Ох.
– Или мы пострадаем, – говорю я.
Джеб хватает меня за локоть и притягивает ближе. Мы соприкасаемся лбами и носами.
– Мы теперь сильнее. И мы гораздо лучше действуем сообща, когда мыслим вместе. Если один из нас пытается защитить другого, взвалив всё на себя, тогда и начинается бардак. Тебе так не кажется?
Я вздыхаю и неохотно отвечаю:
– Ну да…
– Сегодня я не буду вставать у тебя на пути. Делай что должна. Но большего не требуй. Договорились?
– Но то, с чем мы столкнемся…
– …это то, с чем я уже сталкивался. И, как ты выразилась, для смертного я неплохо справился. Не беспокойся о Джен. Я уведу ее, если мы не сумеем удержать Червонную Королеву.
Я касаюсь его губ.
– Всё так запутано. Выпускной бал должен выглядеть иначе.
Джеб целует кончик моего пальца.
– Возможно, бал и не получится. Но, когда мы прогоним этих уродов, у нас еще будет ночь…
Пусть даже Джеб всего лишь пытается поднять мне настроение, хотя сам встревожен не меньше, его оптимизм заразителен.
Ничего не получится, даже если наш план каким-то образом сработает и мы победим Червонную Королеву. Я не смогу провести сегодняшнюю ночь с Джебом. Ведь я дала клятву Морфею. Возможно, мне было бы проще, если бы он действительно погиб, если бы Вторая Сестра поймала его и опутала паутиной. Но я не позволяю себе об этом думать. Я хочу, чтобы Морфей выжил.
Вокруг шелестит листва. Земля дрожит от грома.
– Надо спешить, – говорит Джеб и достает пластмассовую коробку.
Внутри лежит браслет, сделанный из миниатюрных белых роз. Они перевязаны темно-синей лентой с бантом и сбрызнуты фиолетовой краской, как и кружевные перчатки, которые я надену.
Затаив дыхание, я рассматриваю браслет вблизи. Дженара пообещала мне его сделать. Но я не ожидала увидеть в серединке одной из роз серебряное кольцо. На нем блестит выложенный крошечными бриллиантами узор – крылатое сердце.
Мое тело сначала как будто делается тяжелее, а потом разом теряет вес.
– Это?..
Темные ресницы заслоняют глаза Джеба.
– Идея про крылья – это благодаря моим рисункам. Я до сегодняшнего дня понятия не имел, насколько они уместны, – он сглатывает и продолжает: – Я собирался подарить его тебе в студии, сегодня после бала. Но если…
Джеб замолкает, словно худшие опасения могут сбыться, если он их озвучит.
Он открывает коробочку, достает колечко и приподнимает меня, так что мы оказываемся глаза в глаза. Стук сердца отдается в ушах. Трава щекочет коленки, но я не смею почесаться, потому что Джеб пристально смотрит мне в глаза, и лицо у него серьезное как никогда.
– Алисса Виктория Гарднер…
Когда я слышу, как он произносит мое полное имя, от радостного предвкушения поджимаются пальцы на ногах.
– Там, в лодке, в Стране Чудес, ты когда-то сказала, что хочешь иметь двух детей и жить за городом, чтобы слышать свою музу и откликаться на ее зов. И сейчас, в нашем убежище, я обещаю, что, когда ты будешь готова… я хочу стать тем человеком, который даст тебе всё это.
Он ждет, полуоткрыв рот; слегка изогнутый резец отбрасывает тень на соседний зуб. Всё, что так хорошо мне знакомо, мелькает в памяти: зеленые глаза, которые видят меня насквозь, руки, которые сулят защиту каждый раз, когда заключают в объятия.
Только Джеб, с его человеческими изъянами и слабостями, подходит моей человеческой природе. Он собирался сделать это предложение еще до того, как всё узнал, и до сих пор не передумал.
Что касается меня, я со времен нашего первого лета, много лет назад, знала, как глубоки мои чувства. Да, я готова провести с Джебом всю жизнь. Но у меня два возможных будущих. Две жизни. Две части души. Как я могу к чему-либо привязаться, пока всё не обдумаю?
Тут на поверхность неожиданно выплывает еще одно сомнение. Кое-что, о чем я до сих пор не вспоминала.
– Подожди. Это вы с папой так решили? Ты сдался и пообещал ему, что женишься на мне, прежде чем мы поедем в Лондон. Да?
Лицо Джеба, исполненное надежды, меркнет.
– Нет. Не… Ладно. Да, и это тоже. Но ты же знаешь, Эл. Я сам этого хочу. И всегда хотел. Общего будущего. Жизни с тобой, моей прекрасной феей. До конца дней.
«Всегда говорил… что этот парень… ловко играет словами».
Мое сердце замирает, когда я слышу знакомый британский акцент.
Под зеленый полог ныряет бабочка, окруженная синим сиянием. Она борется с ветром, и сияние делается всё шире. Оно поднимается до кроны, как будто для того, чтобы удержать бабочку на месте. Мы с Джебом пятимся, а она превращается в человека и падает наземь. Он дышит затрудненно, крылья плащом закрывают тело.
– Сукин ты…
– Морфей! – вмешиваюсь я, не позволяя Джебу договорить, и приподнимаю атласное крыло, чтобы увидеть лицо Морфея.
Я страшно рада, что он жив, но вид у него такой, словно он долго не протянет.
– Привет, любимая, – говорит он сквозь густые пряди синих волос. – Надеюсь, я… помешал.
Он подтягивает колени к груди и кашляет.
Листья над головой шумят: начался дождь.
Я трогаю лоб Морфея и пугаюсь: такой он горячий.
– Он весь горит. Придется занести его в дом.
Джеб колеблется, и на его лице я вижу недоверие.
Я кладу ладонь ему на плечо.
– Сегодня нам пригодится любая помощь.
Я не могу сказать Джебу, что меня волнует не только это. Сейчас не до разбирательств. Нам некогда.
Скрипнув зубами, Джеб снимает подвеску с сердечком с моей шеи и надевает на цепочку кольцо. Затем возвращает мне.
– Оставишь пока у себя? Потом поговорим.
Я киваю и надеваю цепочку.
Джеб вытаскивает Морфея из-под веток и взваливает на плечо.
– Подбери их, Эл, – говорит он, жестом указав на крылья, которые волочатся по земле.
Я подхватываю крылья и пытаюсь обернуть их вокруг тела Морфея, чтобы он не промок. Мама стоит у задней двери, в халате. Вид у нее, как и у меня, растерянный и напуганный, но все-таки она впускает нас в дом.
– Отнесите его в комнату Элли. Быстрей. Томас только что приехал. Я дам ему снотворное. Будем надеяться, что оно подействует быстро. У нас в запасе только час.
Мы крадемся по коридору, оставляя на ковре мокрые следы. Крылья Морфея задевают за стену и перекашивают мозаики. Мама идет следом и закрывает за нами дверь моей комнаты.
Я включаю свет и бросаю чехол с платьем на кресло. Джеб кладет Морфея. Роскошные крылья безжизненно раскидываются по матрасу. Жутко видеть неизменно энергичного подземца таким неподвижным и беспомощным.