– Ну же, Кенека! – подбодрил я рассказчика.
– Что я совершил злодеяние, Макумазан, величайшее от сотворения мира. Настоящее кощунство по отношению к той, что зовется Тенью.
– Тенью? – не понял я. – Чьей тенью?
– Тенью богини Энгои: она обитает на небесах и одаривает светом звезду, которую мы почитаем превыше всех остальных. – (Как я выяснил впоследствии, речь шла о планете под названием Венера.) – А может быть, богиня сия обитает на звезде и освещает луну. Я точно не знаю. Во всяком случае, та, что живет на острове посреди озера, считается земным подобием Энгои; за это ее и прозвали Тенью.
– Как интересно, – заметил я, хотя, признаться, почти ничего не понял из его объяснений, сообразив лишь, что речь идет о некоей форме африканского оккультизма, в чем мне еще предстояло разобраться. – А какое же злодеяние ты совершил?
– Я был молод и горяч, господин, и красота незнакомки, внезапно появившейся из леса, свела меня с ума. Я протянул к ней руки и обнял, вернее, попытался это сделать. Но только я коснулся ее губ, как силы покинули меня, а руки бессильно повисли вдоль туловища. Оставаясь неподвижной статуей, я мог лишь видеть и слышать.
– Что же ты видел и слышал, Кенека? – спросил я, когда он снова умолк.
– Ее прекрасное лицо исказилось гневом. «Знаешь ли ты, о презренный, кто я такая? – спросила незнакомка. – Как ты посмел совершить богохульство в моем священном заповедном лесу, куда не смеет ступить ни один смертный?» Я попытался было солгать что-нибудь в свое оправдание, но не смог. Я уже понял, что передо мною Энгои. И сказал: «Молю тебя, пощади меня, о Тень». – «Подобному святотатству нет оправдания. Пока я оставлю тебе жизнь, но ты сейчас же покинешь это место, а дальнейшую твою участь решит Совет Тени».
– И что же случилось потом?
– С этими словами, господин, она исчезла, будто растаяла в воздухе. И я тоже поспешил убраться из леса, подгоняемый жутким страхом, проклятиями и угрозами со всех сторон. На следующий день меня схватили и по приговору Совета Тени изгнали с родной земли. Так я попал в руки враждебного нам племени дабанда, обитающего на склонах гор, и в конце концов они продали меня в рабство.
– А откуда члены Совета узнали о твоем проступке?
– Что знает Тень, того не скроешь и от ее Совета, господин, а что известно Совету, ведомо и самой Тени.
Я все хорошенько обдумал и вполне резонно заключил, что Кенека мне лжет. Вряд ли я когда-нибудь узнаю всю правду о происшедшем между ним и жрицей, но наверняка его проступок был куда серьезнее. Этот человек определенно совершил некое ужасное кощунство, если затем был вынужден ради спасения жизни бежать из родных мест и тем обрек себя на изгнание.
Сменив тему, я попросил собеседника рассказать о враждебном племени абанда.
– Когда-то, в незапамятные времена, мы и абанда были единым народом, но они давным-давно отделились от нас, господин. Живут абанда на равнинных предгорьях. Они очень злые и завистливые, буквально ненавидят нас, ведь Энгои дарует дабанда дожди и богатые урожаи, а сами они вечно страдают от засухи и голода. Эти негодяи только и ждут, как бы, захватив нашу землю и священное озеро, добиться благосклонности нашей богини. Абанда значительно превосходят нас количеством, в то время как мы – народ малочисленный, и с каждым поколением нас становится все меньше.
– Почему же в таком случае они до сих пор не перебили вас, Кенека?
– О, абанда не осмеливаются тронуть нас, господин. Проклятие падет на их головы, если они только посмеют вступить на священную землю, потому что нам покровительствуют звезды небесные. Все же они с надеждой ждут того дня, когда смогут бросить вызов проклятию и захватить нас; мы же сдерживаем их не силой оружия, а мудростью, дарованной свыше. Теперь, Макумазан, оставь меня, я должен на виду у всего народа обратиться в молитве к пророку, чуждому моему сердцу. Приходи снова, когда на вечернем небе вспыхнут звезды, и мы с тобой еще поговорим.
– Прежде чем я уйду, Кенека, ответь на один вопрос, – попросил я, поднимаясь. – Энгои, живущая на озере, обыкновенная женщина или нечто большее?
– Кто знает, господин? Конечно, она женщина, коли рождается и умирает, уступая место своей дочери, а все-таки есть в ней и нечто большее; во всяком случае, так нас учили.
– Что ты имеешь в виду?
– Видишь ли, всякая Энгои – это все та же неизменная Тень, хотя внешняя оболочка ее меняется из поколения в поколение. Согласно одной из легенд, она грешный ангел, упавший на землю с небес.
– Что это за легенда? – заинтересовался я. – И как именно она согрешила?
– В преданиях жрецов, господин, – ответил он, хитро улыбнувшись, – сказано, что когда-то давным-давно Энгои полюбила чужака, белого мужчину, а так как вместе на земле они быть не могли, она убила его в надежде забрать с собой на небо. С тех самых пор Энгои обречена снова и снова возвращаться в мир людей, пока не разыщет этого белого мужчину, – тут он покосился на меня, – и не загладит свою вину перед ним. Энгои и по сей день не прекращает поиски, и звезды говорят, что близится час, когда эти двое встретятся.
– Неужели? – откликнулся я. – Что ж, надеюсь, дама не будет разочарована, – добавил я, а про себя отметил, что Кенека первоклассный лжец: в его исполнении старая как мир история о грешном духе, поселившемся в простом смертном, выглядела весьма изобретательно.
На обратном пути я пытался сообразить, что понадобилось от меня этому вероломному разбойнику с медоточивыми речами. В любом случае едва ли можно было доверять Кенеке. По его же собственным словам, он был изгнан из родного племени, а потом и вовсе совершил убийство. Мало того, этот коварный и подлый тип ради собственной выгоды ловко притворялся приверженцем чужой веры. Я бы тут же прекратил с ним всяческие сношения, если бы не одно обстоятельство: Кенека знал дорогу к озеру Моун и уверял, что оно находится на его родной земле. А я, чего греха таить, сгорал от нетерпения разгадать тайну священного озера и его загадочной обитательницы, ведь именно о ней много лет назад и написал мне брат Амвросий.
Глава II
Деловое чутье Аллана
Я вернулся в лагерь, разбитый на окраине крааля Кенеки, в заброшенном саду, где бананы, апельсины, папайя и прочие экзотические фрукты, в полном соответствии с теорией естественного отбора, боролись за место под солнцем. Там я застал готтентота Ханса, которого считал в каком-то смысле другом, ибо он в свое время служил еще моему отцу, перед сооружением из пальмовых листьев. Ханс присматривал за котелком, висевшим над костром, который развели из лущеных початков кукурузы. Вид у него был сердитый.
– Вот наконец и баас, – затараторил он. – Представляете, час тому назад повар Ару ушел и оставил на меня это варево, да еще наказал держать его на медленном огне, не давая ни закипать, ни остывать. Он клялся, что собирается помолиться Аллаху, баас, якобы он очень почитает пророка Магомета. Знаю я, баас, к кому этот парень собрался: своими глазами видел, как прошлой ночью Ару целовался с толстухой. Рот у нее огромный, что твоя тарелка, а глазища так и сверкают. Она пугает меня, баас, я всегда робею перед женщинами.