Авантюристы. Морские бродяги. Золотая Кастилия (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Густав Эмар cтр.№ 6

– Граф, граф! – закричал сбир ^[2], с испугом отступая. – Это бунт. Подумайте, бунт против приказа его величества и его святейшества кардинала!

Граф презрительно улыбнулся и, подняв пистолеты, выстрелил в потолок. Затем он швырнул пистолеты в окно и, скрестив руки на груди, холодно сказал:

– Теперь делайте со мной, что хотите.

– Вы сдаетесь, граф? – спросил сбир с плохо скрытым страхом.

– Да, с этой минуты я ваш пленник.

Сбир с облегчением перевел дух: хоть и безоружный, граф все еще пугал его.

– Только, – продолжил граф, – дайте мне сказать два слова этой даме.

Он указал на донью Клару, которая начала приходить в себя благодаря хлопотам трактирщицы, прибежавшей на шум, несмотря на просьбы мужа не вмешиваться.

– Нет-нет, ни слова! – закричал герцог, бросаясь между дочерью и графом. – Уведите этого негодяя, уведите его!

Но сбир, видимо обрадовавшись легкости, с какой граф ему сдался, и не желая возбуждать его гнев, а более всего для того, чтобы показать свою власть, не подвергаясь никакому риску, возразил:

– Позвольте, позвольте, граф желает говорить с этой дамой.

– Но этот человек – убийца! – запальчиво крикнул герцог. – Перед вами лежит тело моего несчастного сына, убитого им.

– Я весьма сожалею, – отвечал сбир, – но ничего не могу сделать, обратитесь, к кому следует. Конечно, если хотите, я запишу ваше обвинение… Но вы, наверное, настолько же желаете поскорее освободиться от нас, насколько мы желаем поскорее уехать. Позвольте же графу спокойно проститься с дамой. Я уверен, что это не займет много времени.

Герцог бросил на сбира свирепый взгляд, но, не желая опускаться до препирательств с таким негодяем, ничего не ответил и отступил с мрачным видом.

Граф присутствовал при этом споре, не выказывая ни нетерпения, ни досады. С бледным лицом, нахмурившись, он ждал, готовый, без сомнения, решиться на какую угодно крайность, если бы ему отказали в его просьбе.

Сбиру стоило бросить на него взгляд, чтобы угадать, что происходило в его сердце. Не желая новых неприятностей, он миролюбиво сказал:

– Говорите, никто вам не мешает.

– Благодарю, – глухо ответил граф и повернулся к донье Кларе, которая смотрела на него горящими глазами. – Клара, – произнес граф твердо и внятно, – вы любите меня?

С минуту женщина молчала, взволнованно дыша.

– Вы любите меня? – повторил граф.

– Я вас люблю, Луи, – наконец ответила она слабым дрожащим голосом.

– Вы любите меня как вашего супруга перед Богом и перед людьми и как отца вашего ребенка?

Молодая женщина встала, ее черные глаза сверкали. Протянув руку вперед, она произнесла, задыхаясь от волнения:

– В присутствии моего отца, готового проклясть меня, перед телом моего убитого брата, при людях, слушающих меня, я клянусь, Луи, что я люблю вас как отца моего ребенка и, что бы ни случилось, останусь вам верна.

– Хорошо, Клара, – сказал граф. – Господь принял вашу клятву, Он поможет вам сдержать ее. Вспомните, что мертвая или живая – вы принадлежите мне, как я принадлежу вам, и никакие силы в мире не могут разъединить нас. Теперь прощайте – и не теряйте мужества.

– Прощайте! – прошептала она, падая на стул и закрывая лицо руками.

– Пойдемте, господа! Делайте со мной что хотите, – сказал граф, обращаясь к сбирам, невольно тронутым этой сценой.

Герцог бросился к дочери и, неистово тряся ее за плечи, заставил поднять лицо, залитое слезами. Глядя на нее взглядом, полным злобы, бушевавшей в его сердце, он крикнул, задыхаясь от бешенства:

– Приготовьтесь через два дня выйти за человека, которого я назначаю вам в супруги. А ребенка вашего вы не увидите никогда, его для вас не существует!

Молодая женщина отчаянно вскрикнула и упала без чувств на руки трактирщицы. Граф, в эту минуту выходивший из комнаты, обернулся к герцогу и, протянув к нему руку, сказал, заставив присутствующих похолодеть от ужаса:

– Палач! Будь ты проклят! Клянусь честным словом дворянина: я так страшно отомщу тебе и твоим близким, что память об этом мщении останется навечно. А если я не смогу уничтожить тебя, то нация, к которой ты принадлежишь, содрогнется от моей неутолимой ненависти. Между нами теперь война, война жестокая и беспощадная. Прощай!

Произнеся это страшное проклятие, граф де Бармон вышел твердой походкой, бросив последний взгляд на женщину, которую любил и с которой расставался, может быть, навсегда.

Коридоры, лестницы и сад гостиницы заполняли вооруженные люди: было просто чудо, что матросы, подручные графа де Бармона, успели бежать. Это придало графу надежду, и он шел уверенными шагами под внимательным надзором сбиров, не терявших его из виду. Сбирам давно сказали, что они будут иметь дело с морским офицером крайне вспыльчивого характера, необыкновенной силы и неукротимого мужества. Добровольная покорность пленника не внушала им особого доверия, они сочли ее за притворство и поэтому держались настороже.

Когда они вышли в сад, начальник сбиров заметил карету.

– Это именно то, что нам нужно! – сказал он, радостно потирая руки. – Мы так спешили сюда, что забыли взять карету… Прошу вас, садитесь, граф, – прибавил он, отворяя дверцу.

Граф сел, не заставляя себя просить дважды. Сбир закричал повелительным тоном, обращаясь к кучеру, сидевшему на козлах:

– Сойди! Именем короля, я беру эту карету. Уступи место одному из моих подчиненных… Эвелье, – обратился он к высокому сбиру дерзкой наружности и такому худому, что тот, кто стоял возле него, казалось, всегда видел только его профиль, – садись на место кучера и поедем!

Кучер не стал сопротивляться такому решительному приказу, слез с козел, и его место тотчас занял Эвелье, а начальник сбиров поместился в карете напротив своего пленника. Он закрыл дверцу, и лошади, повинуясь сильным ударам бича, тронулись, таща за собой тяжелую карету, которую сопровождали двадцать солдат.

В течение довольно долгого времени между пленником и сбиром не было произнесено ни одного слова. Граф думал о своем, сбир спал или, лучше сказать, притворялся спящим. В марте ночи уже коротки, и скоро широкие белые полосы начали показываться на горизонте. Граф, до сих пор остававшийся неподвижным, сделал легкое движение.

– Вы страдаете, граф? – спросил сбир.

Этот вопрос был задан тоном, совсем непохожим на тот, которым сбир до сих пор говорил. В голосе своего стража графу послышалось такое искреннее сострадание, что он невольно вздрогнул и пристально посмотрел на спросившего. Но, насколько он мог заметить при слабом свете начинающегося дня, человек, сидящий перед ним, имел все такую же равнодушную физиономию и такую же ничего не выражающую улыбку. Подумав, что ошибся, граф откинулся назад и ответил сухо, желая пресечь всякую попытку сбира завязать разговор: