– Тебе нравятся испанцы?
– Нет, – отвечал Олоне, нахмурив брови.
– Верно, у тебя есть на то причина?
– Есть.
– Можешь сказать?
– Почему бы и нет?
– Так говори.
– У меня было свое судно, на котором я занимался контрабандой. Я трудился шесть лет, чтобы скопить сумму, необходимую для покупки этого судна. Однажды, когда я пытался провезти запрещенный товар, меня захватил испанский таможенный люгер. Судно мое пошло ко дну, мой брат был убит, я сам опасно ранен и попал в руки к испанцам. Вместо того чтобы перевязать мои раны, они отдубасили меня и оставили лежать без сознания. Мне удалось хитростью, перетерпев неописуемые мучения, голод, холод и тому подобное, что было бы слишком долго перечислять, перебраться во Францию. Я был свободен, но мой брат погиб по милости испанцев. Вот и вся моя история.
– Печально, мой милый… Стало быть, тебя привела к нам ненависть, а не только желание обогатиться?
– Ненависть прежде всего.
– Хорошо! Садись на мое место и правь, а я пока кое-что обдумаю. Мы идем к Невису. Держи курс на юго-восток, вон к тому мысу.
Олоне сел на руль, Монбар закутался в плащ, надвинул шляпу на глаза, опустил голову на грудь и застыл, неподвижный, как статуя. Пирога продолжала плыть, подгоняемая ветром.
Глава XVIII
Невис
Невис отделен от острова Сент-Кристофер каналом всего в полмили шириной. Возник этот очаровательный плодородный остров, по всей вероятности, в результате вулканического взрыва. Об этом говорит кратер, содержащий горячий источник с водой, сильно пропитанной серой. Издали остров имеет вид расширяющегося конуса. И действительно, весь остров – не что иное, как очень высокая гора, подножие которой омывается волнами. Склоны этой горы, сперва отлогие, становятся мало-помалу крутыми, растительность исчезает, а вершина, покрытая снегом, теряется в облаках.
Во время высадки испанцев на Сент-Кристофер многие флибустьеры искали приюта на этом острове. Некоторые, прельстившись живописными видами, окончательно здесь обосновались, но между поселениями были слишком большие расстояния, и обитатели острова не могли помогать друг другу в случае нападения неприятеля. Но плантации, которые они разбили на острове, преуспевали и обещали скоро давать значительную прибыль.
Хотя легкая пирога флибустьера, подгоняемая попутным ветром, двигалась быстро, до острова пришлось добираться довольно долго: прежде чем достичь нужного места, следовало войти в пролив и проплыть его во всю длину.
Солнце начинало уже клониться к закату, когда пирога наконец вошла в небольшую песчаную бухту.
– Привяжи лодку, спрячь весла в траве и ступай за мной, – приказал Монбар.
Олоне повиновался с присущей ему быстротой.
– Взять ружье? – спросил он хозяина.
– Возьми, это не повредит, – ответил Монбар, – флибустьер никогда не должен ходить без оружия.
– Хорошо, буду помнить.
Они прошли по едва заметной тропинке, которая от берега шла покато и кончалась узкой эспланадой
[14], посреди которой, недалеко от скалы, была раскинута легкая палатка. У входа в палатку сидел человек, читавший молитвенник. На человеке этом был строгий костюм францисканцев. Он казался уже немолодым, был бледен, худощав, лицо его, со строгими чертами отшельника, было умным и кротким. При звуке тяжелых шагов авантюристов он живо поднял голову, и печальная улыбка мелькнула на его губах. Поспешно закрыв книгу, он встал и сделал несколько шагов навстречу пришедшим.
– Господь да будет с вами, дети мои, – сказал он по-испански, – если вы пришли с чистыми намерениями. Если нет – да внушит Он вам чистые мысли.
– Отец мой, – сказал флибустьер, отвечая на его поклон, – я тот, кого флибустьеры на острове Сент-Кристофер называют Монбаром Губителем, намерения мои чисты. Приехав сюда, я исполнил ваше желание видеть меня, если вы действительно фра
[15] Арсенио Мендоса, тот, кто несколько часов назад прислал мне письмо.
– Я действительно тот, кто вам писал, сын мой. Меня зовут фра Арсенио Мендоса.
– Если так, говорите, я готов выслушать вас.
– Сын мой, – произнес монах, – то, что я хочу вам сообщить, чрезвычайно важно и касается только вас. Может быть, лучше было бы выслушать вам это одному.
– Я не знаю, о каких важных вещах хотите вы сообщить мне, фра Арсенио. В любом случае знайте, что этот человек – мой работник и обязан быть глух и нем, если я ему прикажу.
– Хорошо, я буду говорить при нем, раз вы этого требуете, но повторяю, нам лучше остаться вдвоем.
– Пусть будет по-вашему… Удались, но встань так, чтобы я мог тебя видеть, – обратился Монбар к работнику.
Олоне отошел на сто шагов и оперся на ружье.
– Неужели вы опасаетесь измены со стороны бедного монаха? – сказал францисканец с печальной улыбкой. – Это значило бы предполагать во мне намерения, очень далекие от моих мыслей.
– Я ничего не предполагаю, фра Арсенио, – резко ответил флибустьер, – а только имею привычку остерегаться, находясь лицом к лицу с человеком вашей нации, духовным или светским.
– Да-да, – сказал монах печально. – Вы питаете неумолимую ненависть к моей несчастной родине, поэтому вас и называют Губителем.
– Какие бы чувства я ни испытывал к вашим соотечественникам, какое бы имя ни дали они мне, я полагаю, вы не для того пригласили меня сюда, чтобы обсуждать этот вопрос.
– Действительно, не по этой причине я позвал вас, вы правы, сын мой. Хотя, может быть, я и об этом мог бы сказать вам многое.
– Должен заметить, что время уходит, – я не могу оставаться здесь долго, и если вы не поспешите объясниться, к величайшему моему сожалению, я вынужден буду вас покинуть.
– Вы будете сожалеть об этом всю жизнь, сын мой, будь она даже так продолжительна, как жизнь библейского патриарха.
– Может быть, хотя я очень в этом сомневаюсь. Из Испании я могу получить только неприятные известия.
– Не исключено. Во всяком случае, вот что я должен сообщить вам…
– Я слушаю.
– Как вам подсказывает моя одежда, я монах францисканского ордена.
– По крайней мере, внешне, – сказал флибустьер с иронической улыбкой.