Мировая история в легендах и мифах - читать онлайн книгу. Автор: Карина Кокрэлл cтр.№ 69

Вот этого никогда не поймут германцы со своей новоявленной варварской империей, где столь важные вещи считают ненужной, напыщенной помпой. Император Константин часто негодовал, когда думал о западных братьях во Христе: «Священная римская империя германцев, воссозданная неграмотным франком Карлом ^[167]. Они и впрямь думают, что воссоздали Великий Рим! Примитивные полуязычники, не имеющие толком ни своей истории, ни традиций, предающиеся междоусобицам на развалинах действительно великой империи! Франки, саксы, лангобарды, бургунды — им понадобится еще тысяча лет, чтобы приблизиться к постижению римского величия и смысла истинного учения Христова!»

Русы в иерархии императора Константина стояли ниже франков. Еще ниже стояли печенеги и венгры. И, конечно, никого не было выше ромеев. Превозмогая частые головные боли и бессонницу, император писал и писал поучения сыну Роману о том, как верно разбираться во всей этой иерархии, во всех этих многочисленных языческих племенах, как оводы вокруг быка кружащихся вокруг великой империи — кусающих, если не хлестнуть хвостом. Константин предупреждал сына и о том, что постоянно «хлестать» эти племена не стоит — слишком они многочисленны, слишком большой и неоправданный расход ресурсов: иногда гораздо разумнее — просто бросить им какой-нибудь кусок, и они уберутся восвояси.

Император не знал, насколько напрасен был этот его труд: сын никогда не применит его поучения и даже толком их не прочтет.

На возвышении, напротив Ольги, рядом с императором сидели и все его анепсии — красивая жена Елена Лакапина, полноту которой с трудом скрывала даже тяжелая церемониальная одежда, милые дочери с пытливыми, умными глазами, переглядывающиеся о чем-то своем, интересном и известном только им, сын Роман, опрокидывающий чашу за чашей и, никого не замечая вокруг, не сводящий влюбленных глаз со своей жены — красавицы Феофано. Роман сидел за столом несколько странно и напряженно (он старался дотянуться под столом до ножки Феофано). А Феофано, невестка императора, загадочно улыбалась и, кажется, единственная из императорской семьи в полной мере наслаждалась великолепным приемом (эта поразительная дочка константинопольского корчмаря, ставшая императрицей, а потом сообщницей в убийстве, достойна отдельной истории ^[168]).

Из-за подозрительности греков, из-за всех проволочек пунктуального императора и его бюрократической машины и пришлось Ольге ждать приема долгие месяцы. Ольга нервничала: проволочки создавали ей дополнительные трудности — по речному пути обратно в Киев зимой не пойдешь, но она оказалась упорной и своего дождалась!

После беседы с патриархом, абсолютно уверенном в искреннем желании архонтиссы принять истинную веру, Константин решил непременно крестить Ольгу: крёстится она — крестится со временем и Русь. Вместо беспокойного, непредсказуемого воинственного соседа появится союзник и «младший брат» по вере, как болгары. Император понимал, зачем это крещение нужно ему. Мотивы того, зачем это нужно архонтиссе грозных, диких русов, живущих, в основном, войной, были ему совершенно неясны. Еще менее ясным казалось ему, что такой воинственный народ повинуется женщине. Какой же должна быть эта женщина? Конечно, ничего не знал император об Ольгином Искоростене. Да ни о Руси, ни о княгине не знал ничегошеньки, как и о многом другом, полагая, что знает все! Это случается с учеными людьми, засиживающимися в библиотеках до головной боли.

Император продолжал мучительно вспоминать. И все-таки, где же видел он это лицо русской архонтиссы? И чем дольше смотрел он на Ольгу, сидящую с ее зостами за столом напротив, на расстоянии примерно семи шагов, тем более знакомым все это казалось — поворот головы, улыбка, веснушки эти… Так он мучился до самого конца обеда, пока не окончилась основная трапеза из бесчисленного количества блюд, и в Аристию должны были подавать сладости (а любимым его лакомством было простое — медовые коврижки с орехами и соусом из фиг, отваренных в сладком монембасийском ^[169] вине с пряностями). Перед сладостями, как всегда, запели агиософиты ^[170], и в центре зала создали многоярусные построения из своих тел огромные черные акробаты.

Акробаты, виденные уже и раньше, были ему совершенно не интересны, он все пытался вспомнить… Это уже начинало раздражать и беспокоить императора не на шутку. А величественная архонтисса (даже сидя она была выше всех) смотрела вокруг, переговаривалась со своими зостами и чуть заметно, про себя, улыбалась каким-то своим, неведомым русским мыслям. Константин начал чувствовать сильные уколы любопытства, в том числе и мужского. Более того, черты Хельги, крупноватые на византийский взгляд, были настолько выразительны и интересны, что император уже набрасывал в уме ее портрет (рисованием император баловался до сих пор). «Интересно, сколько ей лет?» — думал Константин, стараясь одновременно понять, подавлена ли варварская правительница великолепием магнаврского приема, старается ли скрыть сознание ущербности. После длительных наблюдений он заключил, что даже если архонтисса и испытывала какую-то подавленность или сознание собственной незначительности от всего увиденного в Магнавре, самоообладание у нее было завидное.

Во время перемены блюд наступила та самая пауза в протоколе, которую так ждал император. Он тут же обратился к стоявшему за спиной логофету:

— Удовлетворена ли архонтисса трапезой и оказанным ей приемом? — Церемонии предписывали императору говорить с высокими гостями через логофета, а уж логофет передавал сказанное переводчику слово в слово.

Константин видел, как переводчик наклонился над Ольгой. Император внимательно следил за выражением ее лица, пока она говорила. Потом привычно ждал, пока ответ сообщат логофету, а тот — с поклоном передаст ему.

Наконец логофет монотонно, без всякого выражения (это тоже было предписано протоколом) передал ответ:

— Архонтисса отвечает, что трапеза во дворце Магнавра превзошла по великолепию и гостеприимству императора все ею ожидаемое. И что такого, несомненно, стоило ждать столько долгих месяцев (конечно, монотонность речитатива логофета выхолостила весь сарказм, который Ольга вложила в эту последнюю фразу, но Константин понял…). — И еще, — продолжал логофет, — сказала архонтисса русов, что все ею виденное напомнило ей незабываемые рассказы ее отца. По словам архонтиссы, ее отец служил когда-то этериархом варяжской гвардии в Вуколеоне, во время совместного правления багрянородного василевса с дядей его, императором Александром.