Мировая история в легендах и мифах - читать онлайн книгу. Автор: Карина Кокрэлл cтр.№ 110

…Когда сознание вернулось, он понял, что сжимает мертвой хваткой весло.

…Желание выплыть, выжить — опустошило и без того оглушенную голову, спасительно вымыло из нее все мысли, кроме одной: «Только бы опять не беспамятство, тогда — конец!» Уже тише становились в ушах предсмертные вопли и треск рушащихся реев. Он сумел удержать и мокрое древко весла, и скользкий хвост уплывающего сознания.

Когда море требует жертвы, тело уже не слушается. Как во сне, когда нужно и хочешь бежать, а не можешь пошевелиться, так и здесь: руки и ноги становятся невыносимо тяжелыми, движения — все более медленными, пока их совсем не останавливает тяжелая mano de Neptuno — «Рука Нептуна». Об этом рассказывали на кораблях сумевшие вырваться из этой Руки счастливчики. И о том, что, идя ко дну, человек слышит пение, и знакомые голоса, и шум праздничной толпы, словно идет к людям.

Солнце сговорилось с водой ослепить его бликами — озорными, как жестокие дети. Он видел берег, деревья… И вдруг слабость во всех мышцах усилилась и берег исчез: в глаза словно прыснула ядовитых чернил каракатица. Стало темно и очень холодно. Из мглы нечетко проступило бледное лицо Ксеноса, и Христофор услышал:

— Ты только держись за весло, «крысенок», не отпускай!

— Прости меня, я ведь так и не похоронил тебя, Ксенос, и не отпели тебя, и гроба у тебя нет…

— Э, пустое! А все ж ушел я на дно, лежа на своей милой: «Пенелопа», ревнивица моя, так и не отпустила…

И откуда-то пугающе близко, над самым ухом, — другой, тонкий, словно детский голосок: «Ты свободен, Кристофорус. Свободен… И ждут острова и новое небо, и новая земля, и прежние уж не будут воспоминаемы…»

Если он доплывет, то родится заново. Эта соленая матка исторгнет его, слепого, оглушенного, нового.

«…Земля…» — дрожали черные губы.

Биографы Колумба не знают, как пришлось Христофору добираться от Лагоша до Лиссабона. Потому что сам кастильский адмирал не особенно об этом распространялся в своих мемуарах. И понять его можно.

Христофор услышал громкий хруст песка на зубах. К нему плыли какие-то огненные пятна. Зрение медленно возвращалось. Огненными пятнами оказались факелы. Он услышал женский смех, мужской говор. Освещенные факелами, в загробном мире Христофора встречали какие-то римляне, легионеры, важный господин, похожий на прокуратора Иудеи, — в блестящих латах и шлемах, какими их всех изображают в церквях, в сцене Распятия. Однако, кроме римлян, были тут и женщина-Ангел с огромными белыми крыльями, и Черт с внушительным, что корабельный руль, носом, и безбородый Мавр в гигантском тюрбане, и даже закутанная в запятнанный саван Смерть с сильно выщербленной, видавшей виды косой.

Самого Спасителя не было.

По ту сторону Добра и Зла берег оказался точно таким же, что и по эту, и песок хрустел на зубах так же. Пахло гнилыми водорослями и жженой паклей от факелов. Вдали то ли верещали цикады, то ли цокали какие-то птицы, то ли шумело в его голове. Вдруг к нему подбежал Черт и перевернул его на спину, и навис над ним своей расплывающейся мордой. Неподалеку зашелся в реве осел. «Вот он, ад…» — пронеслось в звенящей голове Христофора.

— Вы только посмотрите, какого hombre я нашел! — услышал он голос Врага рода человеческого над собой. — Двое — утопленники, а этот живой. Вот она, судьба человеческая! — орал черт по-кастильски. — Правду говорили в Лагоше днем на базаре: много кораблей сгорело у Сан-Винсенте. То ли пираты напали на кого, то ли еще какие дела. Мертвяков много вымыло.

— Воды! — прохрипел Христофор и попытался поднять голову. Ничего не получилось, и он опять уткнулся в сырой соленый песок. Его перевернули чьи-то руки, и факелы уже светили прямо над его лицом.

— Оставь его, Гералдо, еще опять ввяжемся в какую-нибудь историю, — прозвучал откуда-то женский голос, и над ним склонилась Женщина-Ангел. Христофор видел только, что над ним океанской волной колыхнулась пухлая грудь под белым полотном. Крылья сразу отошли на второй, труд-неразличимый план. Потом он почувствовал, что кто-то выворачивает его карманы.

— И в карманах — ни краба, ни рыбки… — захихикала Ангел.

В этот момент к склонившимся над «утопленником» Черту и Ангелу подошел величественный седой Прокуратор в белой тоге, который, судя по скорбно-недовольному выражению лица, был тут главным, чего, впрочем, и следовало ожидать. Черт энергично замахал руками:

— Видишь, Бернардо, здесь дорога прямо к берегу подходит? А песок — белый. Смотрю, темнеет что-то. Думал, опять утопленник. А этот, видишь, живой. Почти… — продолжал Черт, которого, оказывается, звали Гералдо.

— Бросать его здесь нехорошо, не по-христиански. — Мавр в огромном тюрбане приподнял Христофору голову и дал ему пить из кожаной фляги.

Христофор жадно пил кислющее вино. Ему казалось, что весь он сейчас превратился в огромный пересохший рот, в который наконец вливалась влага. И исчезал горький вкус соли.

— Вот и Ансельмо тоже — выпил вчера последний раз из моей фляги и умер, — ностальгически сказал Мавр.

— Да, угораздило же его напороться на нож этого мясника! Кого теперь мы поднимем на крест?! Кого, я спрашиваю?! — Прокуратор был явно зол и расстроен. Христофор не очень понимал, что происходит, и не мог вникнуть в суть разговоров окружавших его странных существ.

— Говорил я ему, — вступил в разговор пожилой легионер с седыми, выбивающимися из-под шлема волосами, — говорил я ему: Ансельмо, ты еще молод, запомни мой совет, никогда не связывайся с женами мясников или солдат, — самые опасные мужья, если застукают. Не послушал он меня.

Было похоже, что о Христофоре забыли и ведут разговор о чем-то своем. Но вскоре оказалось, это не совсем так.

— По виду — не португалец и не кастилец, бьюсь об заклад: или каталонец, или англичанин, а может, и голландец, — сказал задумчиво Мавр.

— А воды просил по-нашему… — заметила Ангел.

— Губернатор Энрике ждет мистерии, на площади уже, поди, собирается народ, а мы — без Спасителя! — с досадой сказал Прокуратор. — Что делать?! И вы все либо стары, либо толсты… — Он выразительно посмотрел на молодого «римского солдата», живот которого непокоренно вздымался под бутафорскими латами, — Либо женщины! Не могу же я играть и Прокуратора, и Спасителя одновременно!

Черт хотел было сказать, что Прокуратор (которого звали Бернардо), в общем-то, тоже как раз по первой из перечисленных причин для роли Спасителя явно не подходил, но вовремя прикусил язык и промолчал…

— Придется прямо перед мистерией быстро рядить какого-нибудь из местных. А вы помните, что получилось в Тавире, когда Ансельмо пробрал понос, и мы подняли на крест какого-то местного рыбака?

Все помнили: зрители, демонстративно плюя в пыль, уходили с площади. Как потом оказалось, рыбак тот печально прославился тем, что соблазнил нескольких местных девиц и не женился. Провал был полным. Тавиру они с тех пор избегали.