Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV - начало - XX века - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Коваленко cтр.№ 37

С этого времени она часто посещает балы, где охотно знакомится с молодыми женщинами и девушками, которые оказывали ей знаки внимания, и даже составляет список наиболее приятных в общении людей. Одним из них был купец Пучков, которого она описывает как человека, у которого был особый дар веселить общество:

В конце ноября Ханса Густава и Аделаиду перевели на новую квартиру в другом конце города, поскольку с наступлением холодов прежнее жилье показалось им сырым и холодным. Прощаясь с хозяевами и соседями, она сказала, что ей грустно расставаться с ними.

На новой квартире они прожили недолго. 22 декабря им разрешили переехать в Выборг, где они пробыли до конца марта. 9 апреля Аделаида и Ханс Густав приехали в Хельсинки, где узнали, что военный трибунал в феврале 1809 года приговорил всех членов военного совета Свеаборга к смертной казни, поэтому мысль о том, чтобы вернуться в Швецию, пришлось оставить. Свои последние годы Ханс Густав Хаусвольф провел в Хельсинки, где и скончался в 1840 году. Аделаида не оставила отца, не вышла замуж и состарилась в заботах о нем. После его смерти она уехала из Хельсинки в финляндское местечко Лилла Бревик, где умерла в ноябре 1842 года.

Нам почти ничего не известно о ее жизни в Финляндии, но можем предположить, что русский плен был одной из самых ярких страниц ее биографии, несмотря на то что ей было «тягостно жить среди чужих людей без малейшего известия о родственниках и друзьях». Не случайно в конце ее дневника есть такие строки: «Так закончилось мое девятимесячное путешествие в плен, удивительное и полное приключений».

Многих иностранцев, побывавших в Новгороде в первой половине XIX века, можно считать первыми зарубежными туристами, поскольку цель их путешествия состояла в знакомстве с Россией. При этом Новгород был для них лишь промежуточным пунктом на маршруте Петербург — Москва или Москва — Петербург. Появление первых туристов высветило и первые проблемы российского туризма, связанные с внешним видом города, состоянием его благоустройства и достопримечательностей, которые могли «привлечь взор путника», гостиниц и дорог.

Достопримечательностями Новгорода — этого «кивота святыни русской» — были, прежде всего, опоясывающие его монастыри и церкви. Именно на них в первую очередь обращали свое внимание иностранцы. Они писали, что церкви в Новгороде «были в хорошем состоянии», поскольку «из всех видов построек русские больше всего заботятся о церквах». Из храмов они прежде всего отмечали Софийский собор, «великолепие которого поражает» и в котором «есть на что посмотреть».

Англичанин Д.Т. Джеймс, однако, записал в дневнике, что «в городе сохранилось несколько интересных архитектурных и живописных памятников, датируемых XI–XII вв. Они были широко известны, но после поновлении не представляют большого интереса. Все это не вдохновило нас задержаться здесь надолго».

Одной из главных достопримечательностей Новгорода по-прежнему считался Антониев монастырь. Юрьев монастырь иностранные путешественники посещали довольно редко.

Внешний вид города, его архитектуру иностранцы, как правило, оценивали довольно критически. Они видели здесь главным образом безлюдные «неказистые улочки», «убогие хижины», «заброшенные дворы», «грязные полуразвалившиеся мелкие лавчонки», «старинные развалины… теряющиеся среди окрестных равнин». Однако из этого правила были исключения. Так, например, французский математик Абель Буржуа увидел в Новгороде «много улиц, застроенных кирпичными и очень красивыми домами», приятно удивился «красоте архитектуры». Немка Амалия фон Лиман нашла, что Новгород «порядочно велик, хорошо построен, превосходно расположен».

Новгород, где всегда было много паломников и путешественников, изобиловал «трактирами, гостиницами и постоялыми дворами». Поэтому новгородские гостиницы производили довольно неплохое впечатление на иностранцев. «По дороге от Москвы к Петербургу есть две довольно сносных гостиницы; одна — в Твери, другая в Новгороде», — отметил проезжавший через Новгород в 1775 году французский дипломат де Корберон. В 1778 году У. Кокс и его спутники останавливались в Новгороде в небольшой, но хорошо обставленной гостинице «с кроватями, что составляет тут необычайную роскошь, которую с трудом можно найти даже Москве». Посетивший Новгород в 1799 году голландец Йохан Меерман отметил, что «в Новгороде есть довольно хорошая гостиница». В октябре 1808 года Марта Вильмот записала в своем дневнике: «Обедали в Новгороде в очень приятной гостинице, стены которой украшены превосходными английскими гравюрами. Ни одна гостиница в России, на мой взгляд, не может сравниться с этой в удобстве». Даже Астольф де Кюстин, которому многое в России пришлось не по душе, так писал о гостинице при почтовом дворе: «Я пишу вам из дома, который изяществом своим разительно отличается от унылых домишек в окрестных деревнях; это разом почтовая станция и трактир, и здесь почти чисто. Дом похож на жилище какого-нибудь зажиточного помещика, подобные станции, хотя и менее ухоженные, чем в Померании, построены вдоль всей дороги». Шведу Рихарду Экблуму в 1909 году лучшая новгородская гостиница пришлась не по вкусу прежде всего из-за нарушавших его спокойствие клопов, которых он «давил сотнями», однако еду и столовую он похвалил.

Большой проблемой для иностранных путешественников в XIX веке, как и в предшествующие столетия, оставались российские дороги.

Французская художница Элизабет Виже-Лебрен, ехавшая из Петербурга р Москву в 1800 году, писала: «Проехать по сему тракту даже в сильные холода и то едва возможно, ибо настил из бревен постоянно трясется, давая то же ощущение, что волны на море. Карету мою, ехавшую на полколеса в грязи, толкало и бросало во все стороны, и я в любую минуту могла отдать Богу душу».

Тем не менее, судя по некоторым описаниям, состояние новгородских дорог в XIX веке несколько улучшилось. Так, например, Унгерн-Штернбергу дорога от Новгорода на Москву, во всяком случае до Бронниц, показалась своеобразной, но довольно удобной.

Вся дорога от Новгорода и до следующей станции Бронница — а это расстояние в 35 верст — как пол, выстлана широкими тесаными балками, плотно уложенными и закрепленными перилами по бокам. По ней, почти всегда галопом, с грохотом проносятся превосходные местные почтовые лошади.

Этот отрезок пути значительно лучше типичных московских дорог, которые большей частью выложены гладко тесанными бревнами (а не пнями, которые по рассказам Кокса, затрудняли движение) объемом не толще руки. Они так неплотно прилегают друг к другу, что постоянные щели, возникающие из-за отсутствующих или поломанных и сгнивших бревен, служат причиной постоянной тряски, что, пожалуй, могло бы послужить отличным лечением для ипохондриков. Для утешения будущих путешественников скажу, что по обеим сторонам дороги лежат большие запасы таких тесаных бревен, предназначенных для ремонта дорог, из которых, однако, лишь немногие послужат своей цели, потому что гниют уже сейчас — вот как старо это благое намерение!