Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира - читать онлайн книгу. Автор: Грегори Кларк cтр.№ 35

Пусть европейцы были грязнулями, но детоубийство ужасало их, и у нас нет никаких свидетельств того, что такая практика — либо как сознательная стратегия, либо как результат разного отношения к мальчикам и девочкам — существовала в доиндустриальной Европе.

Однако детоубийство настолько часто встречалось в других мальтузианских экономиках, что воздержание европейцев от этой практики можно считать отклонением. И в римской Италии, и в римском Египте родители оставляли нежеланных детей на рынках и на улицах, хотя по крайней мере некоторых из этих несчастных спасали и выращивали в качестве рабов. Половой состав населения в доиндустриальных Китае и Японии демонстрирует, что там был широко распространен обычай убивать новорожденных девочек. В этих мальтузианских экономиках детоубийство реально повышало уровень жизни.

«БЕЛАЯ СМЕРТЬ»

Как мы уже видели, в 1347 году в Европу с Востока проникла бактерия, ставшая причиной «черной смерти», которая увеличила уровень смертность, тем самым повысив жизненный уровень европейцев на последующие 300 лет. Когда в 1492 году Колумб, возможно, самый везучий человек в истории, наткнулся на континент, существования которого он никак не мог ожидать, к местным народам пришла смерть из стран Запада, принявшая облик многочисленных новых болезней. Четырьмя главными болезнями, ответственными за эту «белую смерть», были холера, корь, оспа и тиф. Все эти болезни возникли сравнительно недавно в перенаселенных условиях евразийского материка и оказались совершенно новыми для коренных американцев, тысячелетиями не имевших никаких контактов с Евразией. Жители Австралии, Новой Зеландии и тихоокеанских островов тоже познакомились с этими четырьмя и прочими болезнями лишь после прибытия европейцев ^[128].

По аналогии с тем, что испытали европейцы в годы «черной смерти», начавшееся в 1492 году распространение «белой смерти» по Новому Свету должно было сократить численность коренного населения Америки и существенно повысить его уровень жизни. У нас действительно есть факты, указывающие на то, что знакомство с европейскими болезнями могло благотворно сказаться на уровне жизни у некоторых групп жителей Нового Света. Так, Боас, в 1892 году обследовавший индейцев Великих равнин, родившихся в основном в период с 1830-х по 1860-е годы, указывает, что, несмотря на большой ущерб, причиненный им такими европейскими болезнями, как оспа, эти индейцы по меркам доиндустриального мира были очень высокими людьми ^[129]. Однако основной массе коренного американского населения контакт с европейскими болезнями, по-видимому, не принес никаких материальных выгод. В рамках мальтузианской модели такую аномалию объяснить затруднительно, но, с другой стороны, вместе с «белой смертью» обычно приходили европейцы, экспроприировавшие земли и ресурсы, тем самым препятствуя работе нормальных мальтузианских механизмов.

СТО ТЫСЯЧ ЛЕТ ЗАСТОЯ?

Ни одному обществу до 1800 года не удавалось вырваться из железной хватки мальтузианского равновесия. Можно подумать, что в течение всего этого времени в мире царил полный экономический застой, по крайней мере с момента произошедшей 8000 лет назад неолитической революции, породившей оседлые аграрные общества. Однако в следующей главе мы увидим, что в этом мальтузианском мире существовал поразительный источник динамизма. По крайней мере в некоторых доиндустриалъных экономиках, застрявших в мальтузианской ловушке, население претерпевало изменения, на которые прежде никто не обращал внимания. Эти изменения рассматриваются в главе 6.

Как уже подчеркивалось выше, в течение мальтузианской эры обществом людей управляли те же самые экономические законы, которые действуют в сообществах любых животных. Сам Чарльз Дарвин заявлял в своей автобиографии, что при написании «Происхождения видов» вдохновлялся «Опытом о законе народонаселения» Мальтуса ^[131]. В более поздней работе «Происхождение человека» Дарвин с помощью своей теории естественного отбора объяснял, каким образом люди произошли от своих древних предков. Он дошел до того, что в заключительной части этой работы с одобрением отзывался о теории, получившей известность как социал-дарвинизм: «Человек, подобно всякому другому животному, очевидно поднялся до своего настоящего высокого уровня путем борьбы за существование, проистекающей из его быстрого размножения: если ему суждено подвигаться еще далее вперед, то ему необходимо оставаться под влиянием жестокой борьбы» ^[132].

Однако если Дарвин ошибался, поддерживая социал-дарвинизм, то идея о том, что пока в социуме действуют мальтузианские механизмы, человечество будет подчинено естественному отбору, в основе своей была совершенно верной.

В мальтузианскую эру у каждой женщины в среднем могли выжить лишь двое детей. Однако какой-то механизм должен был отобрать этих двух из числа четырех или пяти детей, рождавшихся у каждой женщины в доиндустриальную эпоху. И пока матери и отцы отличались друг от друга в различных отношениях, этот процесс выживания давал одним индивидуумам преимущество над другими. Таким образом, дарвиновская борьба, формировавшая человеческую натуру, не завершилась во время неолитической революции, а продолжалась вплоть до 1800 года.

В данной главе мы познакомимся с фактами, наглядно свидетельствующими о наличии разных возможностей для выживания в 1250–1800 годах в доиндустриальной Англии. В частности, экономический успех самым непосредственным образом отражался на репродуктивном успехе: у самых богатых людей на момент их смерти было более чем вдвое больше выживших детей, чем у самых бедных.

Вообще факты говорят о том, что в мальтузианскую эру самые бедные, как правило, были не в состоянии оставить потомство. Вследствие этого доиндустриальная Англия представляла собой мир постоянной нисходящей мобильности. С учетом статичной природы экономики и тех возможностей, которые она предоставляла, многочисленным детям богатых родителей в большинстве случаев приходилось спускаться вниз по социальной лестнице. Род ремесленника в следующем поколении продолжали несколько рабочих, сыновья купцов становились мелкими торговцами, дети крупных землевладельцев превращались в мелких землевладельцев.

Нисходящая природа социальной мобильности в мальтузианскую эру резко контрастирует с современным миром, в котором пониженная фертильность богатых слоев на протяжении почти всего периода после 1870 года и постоянное расширение экономических возможностей более высокого уровня обеспечивают непрерывную мальтузианские механизмы, человечество будет подчинено естественному отбору, в основе своей была совершенно верной.