Европа и ислам. История непонимания - читать онлайн книгу. Автор: Франко Кардини cтр.№ 51

С другой стороны, утверждения, что турки могут каким-либо образом быть связаны с народами «благочестивого Энея», вызывали протест у многих гуманистов, считавших, что мусульманские варвары опасны именно тем, что они являлись врагами византийских греков, а следовательно, противниками эллинской культуры. Разорители Константинополя не могли вести свой род от доблестных и великодушных троянцев, — разве что от скифов, безжалостных кочевников древности, о которых античные источники тех времен упоминают с ужасом и отвращением. От скифов для гуманистов естественно было перейти к народу, прославленному своей жестокостью, главному врагу греков и римлян — к тем самым персам, о которых уже упоминал Урбан II. Тот же Петрарка, в канцоне «О aspettata in ciel beata e bella» ^[35] проводил прямую связь между современным ему крестовым походом и греко-персидскими войнами. Таким образом, столкновение христиан с мусульманами приобретало иные масштабы, иное, уже не религиозное значение: то была борьба между Европой и Азией или, если встать на точку зрения Геродота и Эсхила в «Персах», борьба между цивилизацией и варварством. Основываясь на Геродоте, Эней Сильвий Пикколомини пытался доказать, что турки происходят от скифов. В результате возникала формула, согласно которой ценности Европы, христианства, цивилизации противопоставлялись другим, свойственным Азии, язычеству, варварам. При этом звучали и выступления, направленные против ислама, а точнее, против Корана. Об этом свидетельствуют полемические труды того времени, во многом вдохновленные сочинениями Петра Достопочтенного и Рикольдо да Монтекроче. Речь идет, в частности, о работах «Просеивание Корана» («Cribratio Alchorani») Николая Кузанского и «Против главнейших ошибок неверного Магомета» («Contra principales errores perfidi Machometi») Хуана де Торквемады, написанных соответственно в 1460–1461 и в 1459 годах. Папа Пий II использовал оба эти сочинения в своих работах.

Эльзасец Николай Кребс, родившийся в 1401 году в городе Куза на Мозеле и потому известный под именем Николая Кузанского, разумеется, не питал расположения ни к туркам, ни к мусульманам вообще. В 1432 году, во время Базельского собора (а это была эпоха возрождения «мирских наук», humanae litterae, когда гуманисты путешествовали по монастырям Европы в поисках латинских и греческих рукописей), он случайно натолкнулся на латинский перевод Корана, выполненный Робертом Кеттонским — бесценный результат гигантской работы, проделанной в Толедо почти тремя веками ранее. Позже, будучи папским легатом в Константинополе (накануне его взятия турками), Николай Кузанский поручил монахам — доминиканцам и францисканцам — заняться новыми переводами священной книги.

Став в 1448 году кардиналом, а в 1450 — епископом Бриксена, Николай оставался вдохновенным проповедником и активным сторонником освободительного крестового похода с целью изгнания османов из Константинополя: неоднократно провозглашаемый, он так и не состоялся на деле. Параллельно с организацией военной кампании кардинал приложил много усилий для осуществления кампании идеологической. С его точки зрения, лучшим способом идейной борьбы и лучшей поддержкой для военной операции стало бы знакомство христиан с переводом Корана: это позволило бы им получить более ясное представление о том нагромождении абсурда и противоречий, которые (согласно общераспространенному в Европе и несправедливому мнению) были ему свойственны. Таким образом, изучение ислама в Европе не проходило под знаком культурного или религиозного интереса к этой религии, а было связано с сиюминутными оценками и идейной борьбой.

Преследуя свои цели, кардинал нуждался не столько в признанном ученом, сколько в человеке, который стоял бы выше любой возможной критики. Он нашел такого среди самых набожных людей своего времени. Речь идет о Денисе Ван Рейкеле, больше известном под именем Дионисия Картезианца (1402–1471), чьи видения, связанные с турецкой угрозой, говорили о настоящей одержимости. Именно ему мы обязаны появлением написанного в форме диалога трактата «Против Корана и магометанского учения» («Contra Alchoranum et sectam machometicam»), который в большей степени знакомит нас со свойственными XV веку предрассудками в отношении ислама, нежели позволяет всерьез проникнуть в суть мусульманской культуры. Хотя Дионисий и пользовался переводом Роберта Кеттонского, он, как верный сторонник спорного метода Рикольдо да Монтекроче, систематически замалчивал те отрывки из Корана, которые очевидным образом выдавали близость ислама к христианству.

Как бы то ни было, собранный таким образом материал послужил Николаю Кузанскому для создания еще одного трактата, «Просеивание Корана», адресованного — по замыслу автора — тем, кто пожелает заняться обращением мусульман в христианство. Кардинал посвятил его своему другу Пикколомини, ставшему тем временем Папой Пием II; тот воспользовался трактатом для создания уже известного нам загадочного документа — «Послания к Мехмеду».

Итак, турки по-прежнему представляли опасность. «Господи, скажи, не вторгнутся ли турки в Рим?» — эти слова, полные тревоги, произнес Дионисий Картезианец, испытывая одно из своих мистических видений. Несколькими годами позже один из персонажей комедии Макиавелли «Мандрагора» спрашивал: «Как ты думаешь, доберутся ли в этом году турки до Италии?». Два эти вопроса, заданные в различном тоне и при различных обстоятельствах, но выражавшие одну и ту же, широко распространенную, тревогу, отражают «Великий Страх», охватывавший Европу в середине XV — начале XVI века. Но в этих же вопросах содержится возможность преодоления страха, «приручения» его, лишения его магической силы. Действительно, в какой мере можно рассматривать турецкое наступление как признак конца времен? Какую роль оно играло в реализации божественного Откровения? Ответов можно получить много, ибо здесь мы имеем сложное взаимодействие политики, теологии, астрологии и пророческой активности.

В том же году, когда пал Константинополь, Николай Кузанский (в прошлом ярый поборник крестовых походов) написал одну из своих самых ярких книг — «О согласии веры» («De расе fidei»). В ней турки и прочие мусульмане, хотя и подстрекаемые Антихристом, изображаются язычниками, готовыми к обращению в истинную веру.

В пророчествах Джироламо Савонаролы турки не предстают отрицательными персонажами. Савонарола не проповедовал крестовых походов и не считал, что неверных следует карать: он считал, что в будущем их обращение в христианство совпадет с наказанием «ложных христиан». Он знал, что мусульмане почитают Христа как пророка и присоединялся к тем, кто считал, что среди турок процветает справедливость. Когда Анджело из Валломброзо, его постояный и настойчивый противник, предсказывал в будущем массовые убийства мусульман, Савонарола продолжал настаивать на их обращении. Для него это должно было стать знаком обновления церкви.

Что касается Папы Льва X, то он всегда остро чувствовал необходимость согласия в христианском мире как предварительного условия борьбы с мусульманами; и обратно, он считал, что следует не откладывать далее эту борьбу для восстановления единства между христианами. Эта тематика разрабатывалась в «Записке» («Libellus»), изданной в Риме в мае-августе 1513 года Паоло Джустиниани и Пьетро Квирини, монахами камальдульского ордена из монастыря Сан-Микеле на острове Мурано. Они представили Папе доводы в пользу того, что долгожданное обновление (reformatio) больше нельзя откладывать, ясно показав, что быстрое продвижение мусульман внутрь Европы за последние десятилетия есть следствие внутренних разногласий в христианском мире. В то время во всех дипломатических протоколах и официальных заявлениях христианских держав (особенно когда одни христиане объединялись против других, как Папа, германский император, Испания и Франция, объединившиеся против Венеции в декабре 1508 года), неизменно подчеркивалась необходимость остановить продвижение «свирепейших» (immanissimi), «грознейших» (truculentissimi) и «коварнейших» (perfidi) турок. Конечно, вполне возможно, что это просто был способ переложить на конкретного противника ответственность за собственные акты сотрудничества с турками, представляемые в таком случае как вынужденная необходимость.