Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII - первая треть XIX века - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 53

Однако с точки зрения местных жителей, такой поступок был прямым оскорблением шаха. К тому же в руки победителей попадал персидский чиновник, знавший финансовые секреты казны. Живым мирзу Якуба из Тегерана бы не выпустили. Обобранное контрибуцией простонародье оказалось легко подбить на расправу с гяурами, распространяя слухи, что русские посягают не только на деньги, но и на домашнюю жизнь правоверных. При усиленном подстрекательстве англичан погром стал неизбежен.

Неудачу миссии Грибоедова объясняет множество факторов, среди которых дикость «персиян» и иностранный подкуп — не последние. Но личные качества посла не могут быть сброшены со счетов. Решение о предоставлении убежища принимал он. Именно так поступил бы Чацкий. Между тем на главе миссии лежала ответственность не только за трех беглецов, но и за 40 служащих посольства — почти все они погибли.

Что касается Мальцова — Молчалина, то у него, в отличие от посла, нашлись «друзья» с персидской стороны, которые его укрыли. Вопрос о вине Мальцова дискутируется, но, судя по тому, что Николай I, несмотря на горячие мольбы уцелевшего, вторично отправил его с миссией в Персию, царь не поверил в историю чудесного спасения. Вновь выжив, Мальцов ушел в отставку, получил большое наследство и безбедно дожил до старости, владея стекольными и хрустальными фабриками ^[257].

Так сложились судьбы реальных людей. Для нас важно, что каждый из них действовал в соответствии с логикой характеров, заявленных в пьесе. Молчалин вышел сухим из воды. Скалозуб «целый век служил», выслужил все возможные награды, но воспринимался как человек скорее везучий, чем способный. А Чацкий погиб, убитый теми, кого презирал. Персидская чернь оказалась более темпераментной и склонной к расправе, чем «московские бабушки».

Тема моего рассказа немного провокативна. Никакого «дневника» Дубровского в природе не существовало, но он мог бы существовать, будь пушкинский персонаж реальным лицом и живи в конкретное историческое время, когда процветал дневниковый жанр.

Поводом для моих размышлений послужил забавный случай. Сын принес на зимние каникулы не совсем стандартное задание по литературе. Написать от имени Владимира Дубровского дневник, в котором фиксировались бы события повести с точки зрения главного героя. Согласитесь, работа весьма творческая, к которой, надо признать, ребенок отнесся со свойственным возрасту легкомыслием. На вопрос, как подступиться к делу, мальчик ответил: «Да очень просто. Понедельник: купил керосину. Вторник: заставил своих разбойников собирать ветки. Среда: обошел имение Троекурова и наметил, где поджигать…» Так или иначе текст был написан, хотя я и побоялась в него заглядывать…

Пушкинский ребус

Однако дальше мои мысли вновь обратились к этому сюжету. Ведь само понятие «дневник» очень тесно связано со временем. Недостаточно сказать: понедельник, вторник, среда, четверг, пятница… Нужно сделать помету: «1 апреля 18… такого-то года. Суббота». И здесь применительно к повести Пушкина возникает закономерный вопрос: а когда, собственно, разворачиваются действия? В какой исторический момент?

Если мы спросим об этом знакомых, то практически каждый затруднится ответить, хотя в школе повесть читали все. Максимум это туманные размышления о XIX веке и уточнения: «Ну, когда жил Пушкин». Более узких, локальных ассоциаций у читателей чаще всего не возникает. И это вовсе не показатель невнимательности или плохого образования.

Александр Сергеевич не дал ни малейшей отсылки на время действия. Его произведение располагается в некоем русском «всегда», русском Постоянном. Пушкин как будто говорит читателю: где-то параллельно с нами, примерно в наши дни.

Но что такое эти «наши дни» для Пушкина? Как бы ни была коротка жизнь гения, он увидел три царствования, на его глазах сменилось несколько эпох, и у каждой было свое лицо. Маленьким Пушкин застал Павла I. Юность поэта пришлась на Наполеоновские войны. В молодости он был связан с декабристами и болезненно пережил события 1825 года. И, наконец, на пике николаевского царствования, в 1837-м, Пушкин погиб. Так к какому периоду относится «Дубровский»?

У литературоведов утвердилось мнение, что события повести относятся к 1810-м годам. Оно основано на рассказе друга Пушкина — Павла Воиновича Нащокина, который описал поэту судьбу белорусского дворянина Островского. (Повесть первоначально и называлась «Островский», и только потом автор изменил фамилию главного героя.) Прототип Дубровского, как и персонаж книги, по неправедному суду был лишен имения, сколотил шайку из бывших крепостных и начал разорять соседей. Нащокин видел этого человека уже после ареста в остроге ^[258].

Между тем, что такое 1810-е годы? Подобная ремарка так же курьезна, как, например, 1940-е. В первую половину 40-х шла война, а во вторую — восстановление разрушенной страны. Согласитесь, автомат и мастерок — не одно и то же. Перед нами возникают разные картинки исторической реальности. Так было и в начале позапрошлого столетия.

Эпоха Наполеоновских войн, первая половина десятилетия — исключительно напряженное время для России. Мир после четвертьвековой борьбы, начатой Французской революцией, успокаивался медленно. Даже конгрессы стран-победителей не породили чувства стабильности. Обстановка оставалась смутной, офицеры-дворяне не сразу начали выходить в отставку, ждали новой грозы…

Так не курьезна ли отсылка к 1810-м годам? Пушкин описывает сугубо мирное время, в котором нет и намека на тревогу, на некую военную угрозу, ощущаемую даже в провинции. Вокруг имений Троекурова и Дубровского простирается тишь да гладь. Уездное общество коснеет в самом себе, из-за кордона не доносится трубных гласов. Да и есть ли этот кордон? Перед нами мирок, из которого, по удачному выражению Гоголя, «три года скачи, ни до какой границы не доскачешь».

Мне захотелось примерить к тексту Пушкина 1820-е или, на худой конец, начало 1830-х годов, когда повесть, собственно, и создавалась. Сизифов труд! Книга не сочеталась ни с одним предложенным промежутком исторического времени. Она отказывалась лезть в прокрустово ложе реальных событий, которые должны были развиваться параллельно с ее действием и, казалось бы, отбрасывать на страницы длинные тени.

У других сплошные свадьбы

Эпоха, наступившая вслед за Наполеоновскими войнами, воспринималась русскими дворянами как исключительно радостная. Пьянило ощущение победы. Большое число нестарых еще офицеров выходило в отставку и обзаводилось семьями. С 1815-го начинается полоса дворянских свадеб. Случилось так, что в предыдущие два десятилетия многие воздерживались от этого шага. Мужчины служили, а барышни увядали и становились старыми девами.