Корона Ордынской империи, или Татарского ига не было - читать онлайн книгу. Автор: Гали Еникеев cтр.№ 29

Страница

При этом замечу, что Марко Поло знал множество татар, «рассеянных по всему миру», к тому же прожил и прослужил у татар Великого хана монгольской державы Кубилая в Китае 17 лет, и как видно, научился различать татар и других европеоидов от китайцев и родственных им народов.

Татары, как известно, казались для китайцев людьми «весьма отвратительной наружности» (17, 217), скорей всего, именно из-за непохожести на них. Например, арабы тоже считали, что русские «народ безобразной наружности» (101, 303), тоже различий во внешности тех и других хватает, хотя этих различий гораздо меньше, чем в рассматриваемом случае.

И еще имеется на первый взгляд довольно странный факт в записках Мэн-хуна — китаец отмечает у всех татар «отсутствие верхних ресниц» (17, 217). Много фактов, содержащихся в записках Мэн-хуна, «не замечено» историками-европоцентристами, но этот пример «отсутствия верхних ресниц» часто переписывается из одного сочинения «по истории монголо-татар» в другое именно как свидетельство своеобразного «уродства» татар. И никто не может пояснить причину этого «недостатка» — но постоянно цитируют именно это место из записок Мэн-хуна, никогда не обойдут вниманием.

Скорей всего, объяснение данному факту есть, и наблюдательный военачальник отметил в своих записках — источнике важной информации для своего «генштаба» — важный признак, неизгладимую «особую примету», присущую соплеменникам Чынгыз хана — отсутствие эпикантуса ^[69]. По данному признаку можно было без труда отличать представителей государствообразующего этноса державы монголов от представителей других народов восточной части Китая и Монголии. Информация эта имела значение относительно задачи миссии Мэн-хуна — сбор наибольшего количества сведений о монголо-татарах, которые в его время были союзниками Южного Китая, но могли превратиться и в противников Суннского императора. Как позднее и получилось — и заметим, что отнюдь не по вине монголо-татар Чынгыз хана, но об этом в следующей части.

Следует заметить, что, скорей всего, именно трудности перевода либо изменение языка по прошествии веков вызвали искажение в переводе точного значения приведенных слов Мэн-хуна об отсутствии «верхних ресниц» татар, соплеменников Чынгыз хана. В противном случае, китайский военный дипломат, предельно аккуратный, как видно из содержания его записок, не преминул бы пояснить причины этого странного «недостатка» монголо-татар, или оговорить — мол, вот у такой-то группы татар ресницы отсутствуют, а вот у вельмож, например, — в наличии.

Таким образом, антропологический тип, к которому относились «древние монголы» и их потомки («поколения»), то есть татары Чынгыз хана — своеобразные европеоиды Востока. Их Л. Н. Гумилев определяет как ветвь европеоидов, развивавшихся параллельно коренным европейцам, не смешиваясь с ними, возможно, вплоть до конца первого тысячелетия н. э., и «своими корнями восходящие к кроманьонцам». Данный антропологический тип с характерной внешностью его представителей сохранен в основном и среди современных татар, а также и среди башкир и встречается часто среди русских татарского происхождения. Отмечается также среди других народов в виде их представителей (родов) «монгольского происхождения» (например, среди казахов), или даже в виде представителей племен (среди башкирского народа).

Монголоидный и иной компонент (например, иранский европеоидный тип) среди татар, башкир и других наций, предками которых в той или иной степени являются «древние монголы», точнее — средневековые татары — следствие их многочисленных смешанных браков с представителями других этнических групп Евразии. Как с представителями «лесных племен» Сибири, так и с представителями «монголоидов» Монголии, Маньчжурии и Китая.

Принцип интернационализма был одним из основных принципов «монгольской идеи» — создания единой Державы, «законы и принципы правления которой отвечали потребностям всех ее народов» и власть которой была распространена на добрую половину Евразийского континента. И, несмотря на то, что наши предки не знали слова «интернационализм», принципа этого придерживались свято, и это было одним из условий их успехов и «благоденствия» — в числе других, которые также будут рассмотрены в данной работе.

«Евразия — степная полоса от Хингана до Карпат, ограниченная с севера «таежным морем», то есть сплошной полосой леса, а с юга пустынями и горами, у подножий которых располагаются оазисы. Соседи — суперэтносы, взаимодействовавшие с евразийскими народами: Срединная равнина, называемая ныне «Китай» (условное наименование), Афразия (Ближний Восток и Иран) и Западная Европа — Романо-германская целостность. Восточная Европа, точнее — Западная Евразия органически связана с Великой Степью, так как наиболее населенная ее часть — лесостепь, включающая на севере ополья, а на юге азональные ландшафты речных долин и несохранившиеся причерноморские леса» (34, 55–56).

«Сухие степи и лесостепи Евразии, раскинувшиеся от Венгерской пушты на западе до склонов Хингана на востоке, представляют собой экологическую нишу Степного суперэтноса, которую в наше время заполняют потомки тюрок и монголов» (там же, 174).

И вовсе не только ограниченная часть территории Забайкалья и северной части нынешней территории МНР — как нас хотят убедить большинство официальных историков разных времен и народов, а именно вся вышеописанная территория и явилась, по выражению основоположников евразийства, «месторазвитием» этноса «древних монголов». Или, по-другому, средневекового татарского этноса, возникшего примерно в VIII–IX вв. в восточной и средней части Великой Степи.

Успешному развитию и расселению этого этноса благоприятствовало гораздо большее, по сравнению с современным, увлажнение ^[70] Великой Степи от гор Иньшань до Нижней Волги и до Черного моря, что объясняется соответствующим «глобальным перемещением на юг циклонического центра действия атмосферы» в период с VIII в. до конца XIII в. (там же, 302).

Л. Н. Гумилев пишет: «статистика набегов на Китай показывает, что переброска конницы через Гоби в то время была относительно легка, и, значит, граница травянистых степей современной Монголии пролегала южнее, чем в XX в.» (там же).

В этой же своей работе Л. Н. Гумилев приводит примечательный факт: «в VIII в. тюрки возобновили занятия земледелием в Монголии, но, что особенно важно, заняв целиком зону степей, они не пытались овладеть ни лесными районами Сибири, ни проникнуть в Китай. Травянистая степь, перерезанная лесистыми хребтами, была их вмещающим ландшафтом» (там же) (выделено мной. — Г.Е.).

Страница