Повседневная жизнь викторианской Англии - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Диттрич cтр.№ 4

Когда Альфред Лэмл встретил свою будущую жену, он выдал себя за обеспеченного человека, поскольку посчитал, что у нее есть деньги. «Не имея ни родословной, ни характера, ни воспитания, ни идей, ни манер, все, что они имели, – это акции!» В конце книги, правда, оказалось, что и они обманывали друг друга так же, как обманывали весь свет: «У них было не больше акций, чем родословной, характеров, воспитания, идей и манер».

Чарлз Диккенс называл таких людей «фатальной новизной при ужасном лоске». Признанный знаток характеров не случайно выбрал подобный типаж для своей книги. По всей стране происходила миграция. Одни, как описанная пара, пользуясь возможностью, «пудрили мозги», чтобы оказаться в столичном обществе. Кстати, это выражение пошло оттого, что выдать себя за члена светского общества, двумя столетиями ранее, было возможно, только надев напудренный парик. Другие бежали от старых грехов, надеясь спрятаться в большом городе. И конечно, большинство составляли люди, которые просто искали работу и стабильную жизнь для своих семей.

Центр индустрии находился на севере. Бирмингем давал стране металл, в Манчестере производили хлопковые ткани, Ньюкасл снабжал углем, а Бат {Bath переводится как ванная) был модным городом, куда ездили принимать горячие грязевые ванны после тяжелой работы по управлению мануфактурами и фабриками. В Ливерпуле находился главный северный порт, соединявший Англию с Атлантическим океаном и Западной Индией, Портсмут на южном побережье считался основной морской базой.

Экономическая роль Лондона определялась рекой Темзой, и в XIX веке основным, приносившим огромные деньги городу, был бизнес, основанный на морских грузоперевозках из Индии, Китая, Африки, Америки и других стран. Главным двигателем прогресса XIX века стал уголь. Без него не раскручивались колеса пароходов, не катились поезда, не разогревались домны, не пылали горны. Все производства работали на нем, уголь сжигали в огромных количествах в топках паровозов, на фабриках, его использовал весь скоростной транспорт. Воздух в городах был переполнен угольным смогом. Солнечный свет не мог пробиться сквозь него даже летом, поскольку в каждой кухне, кроме очень бедных домов, растапливались печь для приготовления пищи и камины для обогрева. Города находились под постоянным дымовым облаком, не пропускавшим солнце. Отсюда и такое большое количество туманов, о которых упоминается и у Конан Дойла, и у Чарлза Диккенса. В произведении Диккенса «Мрачный дом» рассказчица Эстер Саммерстон, впервые приехав в Лондон и увидев улицы, наполненные густым плотным дымом, спросила своего сопровождающего:

«- Что, где-то большой пожар?

– О нет, мисс! – ответил тот. – Это просто Лондон!»

Столицу Англии с XVIII века так и называли – «Большой дым», поскольку для этого были все причины. После индустриальной революции проблема загрязнения воздуха стала еще больше, и в XIX веке, проходя днем по Лондону, довольно привычно было видеть только в шаге от себя. Если джентльмен протягивал даме руку, помогая ей сойти с мостка над открытой дренажной системой, то он видел только ее перчатку и рукав, но лицо ее уже скрывалось в тумане.

«Туман опустился и окутал девушку, как молочная пелена. Нэнси казалось, что она плывет, так как не могла разглядеть своих ног. Где-то раздавались голоса, стучали подошвы по камням мостовой, цокали копытами лошади, лаяли собаки. Ориентироваться в таком тумане было очень трудно. Через некоторое время девушка уже не знала, откуда она пришла и в каком направлении центр города.

– Пойду там, где шумнее, – решила она и, выставив перед собой руки, тихонько ступая, пошла вперед. Скоро и руки растворились в тумане, и Нэнси стала себя чувствовать бестелесным существом.

– Тетя Поли рассказывала о таком, говорила, что если смотреть из дома на улицу, то чувствуешь себя как на острове, так как вокруг больше ничего не видно. Она говорила, что это оттого, что все начинают топить и готовить и туман получается от этого дыма.

– Поберегись! – раздалось справа. Сначала рядом проехала невидимая лошадь, а затем и невидимая повозка, которая глухо простучала своими металлическими ободами по камням.

Нэнси испугалась:

– Так ведь и задавить могут! Пойду-ка я ближе к домам, так хоть буду знать, в какую сторону идти.

Девушка, неоднократно спотыкаясь обо что-то или о кого-то, наконец натолкнулась на стену и пошла вдоль нее. Ее рука, ощупывавшая один кирпич за другим, несколько раз проваливалась в пустоту, где когда- то были стекла в окнах, местами заткнутые подушками. Затем, нащупав угол дома, она поняла, что пришла к перекрестку. Услышав рядом шаги, Нэнси спросила кого-то:

– Как пройти к центру?

Хриплый мужской голос ответил ей:

– Вон туда, – и она поняла, что сглупила. Раз не видно говорящего, то не будет видно и направления, куда он показывает».

Дым был разного цвета: синий, темно-серый или коричневый и имел острый запах. Используя метеорологические записи, было установлено, что за выбранные четыре года в семидесятых годах XIX века в Лондоне был 51 туманный день в году, в восьмидесятых – 58, а в девяностых – уже 75. Леди, отправлявшиеся в оперу или театр и надевавшие белые накидки, возвращались домой уже в серых. Черная окраска зонтов прижилась навсегда, потому что более всего отвечала состоянию атмосферы.

Натаниел Хауторн описал один из таких дней. «Этим утром, когда я уже должен был вставать, дневной свет еле пробивался через дым и мы зажгли свечи, хотя было уже десять часов. Этому никто не удивился, ведь в туман их жгли весь день. В одиннадцать, выходя из дома, я ничего не видел через дорогу, только зыбкие тени прохожих… К вечеру туман стал черным, как грязь, висевшая в воздухе. Вернувшись, я увидел, что он проник внутрь и все было неясно и таинственно».

А вот еще одно впечатление: «Как будто тебя поместили в разжиженный желтый гороховый пудинг, недостаточно плотный, чтобы застрять в горле, но навязчивый и неизбежный настолько, что, пробираясь через него и хватая ртом воздух, ты каждый раз захватываешь большую его порцию. В добавление к туману ты вдыхаешь испарения от газа, свечей и ламп, горящих целый день. И ведь ты еще только внутри дома. При выходе наружу, плывя неизвестно где, неизвестно куда и натыкаясь то на флягу, оставленную молочником, то на чье-то хранилище для угля, ты замечаешь, что всё видится непропорционально своему натуральному размеру. Газовый фонарь, на чей столб ты чуть не наткнулась по пути, кажется так высоко, где-то там, где летают птицы… Стоит сбиться с пути, и считай, что ты найдешь верную дорогу только часа через три. Главное при этом не упасть в сточную яму или канал».

Люди ходили с фонарями среди бела дня, но все равно теряли дорогу, многие тонули. Для женщин упасть в воду означало верную смерть. Плавать умели единицы, тяжелая одежда тянула ко дну. Теряя ориентацию, они заходили в вязкую, засасывающую жижу береговой линии и, застревая там порой по пояс, не могли выбраться, отчаянно барахтаясь в мутной воде прилива. В один из сильных туманов утонуло шестнадцать здоровых мужчин, работавших у реки.