Чай был дорог из-за огромных пошлин на импорт, хотя Восточная Индия, откуда его везли, являлась Британской колонией. Зато все, что нужно для производства пива, имелось здесь же в Англии. Английское сельское хозяйство базировалось на выращивании кукурузы, овса, пшеницы и ячменя, последний использовался для приготовления солода и эля. Производство алкоголя являлось огромным и очень выгодным бизнесом в стране, и очень многие крупные и мелкие хозяйства жили этим.
Хозяева таверн были в деревнях уважаемыми людьми. Многие из них, покупая маленькие пивоварни, затем, увеличивая объем производства, пристраивали к ним помещение, куда можно было зайти, выпить и поговорить, и делали на том состояние. Кто-то шел дальше в своих амбициях, создавая свою марку пива и продавая его по всей стране. Им принадлежала четверть лицензированных таверн из пятидесяти тысяч, разбросанных в 1816 году по всей стране. К тому же они контролировали еще большее количество неразвитых хозяйств, которые зависели от них в той или иной степени. Дочери владельцев таверн считались очень хорошими женами, понимавшими своих мужей и помогавшими им во всех их нуждах.
Большинство населения страны предпочитало коротать вечера не дома с семьей, а в накуренной и шумной атмосфере питейного дома. Мужчины скрывались туда от семейных проблем, от ворчаний или требований жены, от забот о детях, а часто пытались уйти от действительности, тяжелой жизни, от самого себя. Богатые люди уходили из домов в свои клубы, где атмосфера была гораздо более благородной и аристократичной, разговоры, язык и манеры более достойные, но цель оставалась все той же – уйти от реальности.
«Какая жалость, что молодой человек поступил так непоправимо необдуманно! – сокрушалась богатая миссис Кравли о своем родственнике. – С его рангом и положением он мог жениться на дочери пивовара с приданым в четверть миллиона!»
Питейные места подразделялись на таверны, куда чаще всего заходили выпить каждый день, пабы, служившие этой же цели, и постоялые дома для проезжавших, чаще всего стоявшие на основных дорогах или перекрестках. Они были необходимы для путешественников, утомившихся до предела долгой тряской по проселочным дорогам. С удовольствием выкарабкиваясь из дилижансов, усталые, холодные и голодные путники останавливались в постоялых домах на ночь, получали ужин, подкрепленный кружкой-другой. Или просто пережидали, пока кузнец подкует лошадь, чтобы продолжить путь. Кучер также заходил вместе со всеми, и никому не приходило в голову, что ему негоже пить во время работы. Подчас уже и не знали, кто кого рассталкивал через несколько часов, ездок возницу или наоборот.
Пивные дома стали очень популярными только после 1830 года, когда напиток этот сильно подешевел. Каждый желавший мог заплатить хозяину две гинеи в год и приходить за выпивкой каждый день. Тогда же примерно стали появляться и джиновые дворцы, как они назывались сначала, подчеркивая новую моду и вознося хвалу понравившемуся напитку. Распространению джина и его популяризации способствовало то, что долгое время не был установлен налог на его ввоз и он стал дешевле пива. Классовая принадлежность определялась, кроме всего прочего, и по тому, что человек пил. Таверны разделялись на бар или кухню, по правую руку от входа, где располагались менее достойные посетители, и переднюю часть налево, резервировавшуюся для более достойной публики. Эта часть обставлялась лучшей мебелью и украшалась картинками, развешанными по стенам. У камина же оставлялись места для самых важных посетителей, которые не занимались, даже если пустовали.
Алкоголь смещал границы не только в голове, но и в пространстве таверны. Встречая на своей территории людей не своего круга, подвыпившие посетители не гнушались их веселой компании, снисходительно относясь к грубоватым шуткам. Обслуживали жаждущих буфетчица и портбой (мальчик, разливавший порт), которые разносили напитки по столам. В начале XIX века бары в тавернах сначала были очень маленькими. Тогда только появилась традиция пить стоя, заимствованная от забегаловок-барабанов, как их называли, где пили на ходу, не останавливаясь. Стойка была оттуда же, а бар представлял собой стол у входа, где хозяин наливал проходившим мимо, провожая затем к камину тех, кто решил войти и остаться.
Такой бар описал Диккенс в своей книге «Наш общий друг»: «Миссис Потерсон – душа, владелица и управительница, царила на своем троне около бара. Свободного места там было не больше, чем в повозке, но никто не хотел, чтобы бар был больше. Это место было занято тучными, маленькими бочонками, бутылками сердечного-лучистого… лимонами в сетках, бисквитами в корзинках… и маленьким столом хозяйки в тесном углу около камина, со скатертью, которая никогда не менялась. Этот рай был отделен от грубого мира стеклянными перегородками и половинкой двери со свинцовым подоконником, куда ставили для удобства рюмки с ликерами».
Богатые же пили вино и виски, а портвейн предпочитали пить после застолья. Джеймс Кравли, из книги «Ярмарка тщеславия», перестал считаться претендентом на наследство своей богатой родственницы, когда та увидела его пьющим джин с грубыми местными работягами.
«Если бы он выпил дюжину бутылок кларета, старая дева простила бы его. Мистер Фокс и мистер Шеридан пьют кларет. Джентльмены пьют кларет. Но восемнадцать стаканов джина, употребленные среди драчунов в неблагородном питейном доме, – это ужасное преступление в ее глазах!»
К середине XIX века в Англии были в продаже самые разнообразные вина, которые предназначались для обедов и ужинов в благородной компании. «Вишневый ликер подавался с супом и рыбой, кларет – с поджаренным мясом, пунш – к блюдам из черепахи, порт – к оленине. Бургундское – к дичи, искрящееся вино – между основным блюдом и кондитерским, мадера – к сладкому, еще один вид портвейна – вместе с сыром и десертом, так же как и токайское вино». Остальные напитки употреблялись по желанию.
Транспорт
Город продолжал расти и нуждался все больше в лошадях для перевоза пассажиров и тяжелых грузов, которые доставлялись сюда по железной дороге ежедневно. Люди шли пешком, брали кеб или садились на омнибус (по-латински – «для всех») – прототип современного двухэтажного автобуса. Его тащили лошади, так же как и конку, которая передвигалась по рельсам. Омнибусом и конкой пользовались в XIX веке люди достаточно обеспеченные, и ездить они начинали с восьми утра, когда все рабочие были уже на производстве. Оплата проезда здесь была дороже, чем стоил билет третьего класса на рабочих поездах.
«Кондуктор омнибуса отказался посадить меня вместе с леди, потому что, по его мнению, я была плохо одета. Я в этот день сильно торопилась и поэтому выглядела лохматой. Мне пришлось ждать следующего, на котором я и доехала».
Часто случалось, что водители не останавливались для плохо одетой публики. В лучшем случае они замедляли движение, позволяя запрыгнуть на подножку. Пассажиры второго этажа, куда они поднимались по чугунной лестнице, сидели под открытым небом на двух скамьях, располагавшихся спиной друг к другу, и упираясь ногами в горизонтальный внешний барьер. По негласному правилу это были места для мужчин. На дам, осмелившихся проехать на втором этаже, смотрели с явным неодобрением, как на не возражавших, что прохожие будут заглядывать им под юбки. Сара Дункан, автор книги «Американская девушка в Лондоне», сказала своей кузине, которая ехала на омнибусе: