Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Долбилов cтр.№ 282

И впоследствии, как мы увидим, бюрократы МВД, убежденные, что достаточно ясно отмежевались от кауфмановских «обратителей», болезненно реагировали на любые проекции этого одиозного наследия на свои новые мероприятия.

Войткевич, казалось бы, подтвердил свою репутацию «нефанатика». О результатах обращений он говорил спокойно и ограничился единственной претензией к тем православным священникам и чиновникам, которые через голову православных консисторий предъявляли ксендзам списки «обратившихся будто бы к православию лиц, с требованием о исключении таковых из метрических списков р[имских] к[атоликов], причем сообщают имена не существующих вовсе или же умерших». Подобные трюки с «мертвыми душами» тревожили и самого Потапова, так что Войткевича заверили в том, что впредь такие списки будут присылаться исключительно из консисторий ^[1811].

Как ни старался Войткевич произвести утешительное впечатление на Сиверса и Потапова, предотвратить упразднение отдельной минской кафедры это уже не могло. Осенью 1868 года, одновременно с ревизией Минской духовной семинарии, где на тот момент вовсе не оказалось набора воспитанников, Потапов условился с министром внутренних дел А.Е. Тимашевым о последней отсрочке исполнения плана: «…представляется удобнейшим избрать время летних работ, а не зимнее, так как поселяне во время работ полевых менее подвержены посторонним влияниям…» ^[1812]. Как видим, весьма вероятное недовольство католического простонародья заранее приписывалось подстрекательству, и лучшим средством против него должна была стать летняя страда. Что же касается придуманной Сиверсом в 1868 году процедуры ликвидации минской кафедры, ее ближе к делу пришлось пересмотреть. Отвечая в июне 1869-го на запрос министра внутренних дел А.Е. Тимашева о возможности немедленного упразднения, Потапов выражал на то полную готовность, но предлагал вместо образования большой Минской епархии с центром в Вильне присоединить наличную Минскую епархию к Виленской. По мнению генерал-губернатора, при таком порядке действий вероятность дипломатических и административных осложнений уменьшалась: прихожан в Виленской епархии насчитывалось в несколько раз больше, чем в Минской, так что даже в случае присутствия епископа в Вильне одно уже уничтожение канонического названия столь значительной епархии могло повлечь за собой новые нарекания Римской курии ^[1813].

В соответствии с этой новой схемой в объединенной епархии вводилось разделение функций между двумя высшими клириками. Все административно-церковные дела оставались за управляющим Виленской епархией каноником Петром Жилинским, тогда как Войткевич, оставаясь Минским епископом in partibus (без епархии), не участвовал в текущем администрировании, но сохранял полномочия совершать епископские богослужения и рукополагать в священнический сан. Чтобы наглядно подтвердить намерение властей возобновить рукоположения (фактически запрещенные с 1864 года), Войткевичу, снова вызванному в июле 1869 года в Вильну, было разрешено совершить это таинство над одним – лишь одним! – из выпускников Виленской семинарии, который блеснул на экзамене знанием русского языка ^[1814]. Всего же на тот момент в семинарии насчитывалось семнадцать нерукоположенных выпускников, и из одного этого соотношения следовало, что впредь аналогичные разрешения Войткевич будет получать не слишком часто. В беседе с Жилинским Сиверс, поддержавший план Потапова и снова явившийся в Вильну для наблюдения за ходом мероприятия, указал на второстепенный и вспомогательный статус Войткевича в объединенной епархии: «…для него (Жилинского. – М.Д.) должно быть приятно, что… нимало не стесняя круга деятельности и власти его, присутствие в Вильне епископа будет служить ему, так сказать, дополнением и даст ему, как администратору епархии, возможность доставлять вверенной его управлению пастве все утешения епископских священнодействий, рукоположения священников и т. п., чего она была лишена некоторое время, что эта перемена, конечно, возвысит его в глазах паствы и благотворно будет влиять на его к ней отношения» ^[1815]. Предполагалось, что такое разделение сакральных и административных полномочий прекратится, как только Святой престол санкционирует произведенное слияние епархий и утвердит на виленской кафедре приемлемого для Петербурга епископа.

И Потапов, и Сиверс придавали особое значение этой комбинации, видя в ней, кажется, образец дипломатии в конфессиональной политике, искусный компромисс между имперскими интересами и требованиями католического канона. Самодовольно-напыщенный тон отчета Сиверса в МВД высмеивал А.М. Гезен в письме М.Н. Каткову: «Забавно читать, с какою важностью и сериозностию он описывает, как они вызвали в Вильну Минского епископа, в котором часу его приняли, как устроили, чтобы он не мог предварительно видеться с администратором Виленской епархии; словом, как будто шли переговоры о сдаче какой-нибудь важной крепости!» ^[1816] Минская кафедра, конечно, крепостью не была, но и ее «сдача» не прошла так гладко, как намечалось. Вопреки прогнозам летнее время не помешало активной части паствы Войткевича отреагировать на произвол властей. Вскоре после прибытия епископа в Вильну Потапов получил телеграмму от минского губернатора, сообщавшую, что «на случай возвращения в Минск епископа Войткевича готовятся там демонстрации и сбор крестьян». Войткевичу было настоятельно, если не угрожающе, рекомендовано, «в собственном его интересе», отложить поездку в Минск для устройства домашних дел – до того времени, когда «духовенство и римско-католическое население Минской губернии свыкнутся с новым порядком вещей под новым управлением» ^[1817]. Неопределенное положение епископа, весьма похожее на домашний арест, продлилось недолго: в декабре 1869 года он скончался. Власти дали добро на устройство торжественных похорон; в знак особого расположения к покойному разрешили пригласить для этого из Ковно епископа-суффрагана Бересневича и пройти погребальной процессией с музыкой и песнопениями от кафедрального собора до кладбища ^[1818]. Не успев при жизни посвященнодействовать в своем новом качестве епископа в чужой епархии, Войткевич посмертно на короткий миг вернул массовый католический церемониал на улицы Вильны.