Но в обычной обстановке, даже в ходе острой дискуссии — а я наблюдал такие не раз, — он никогда не терял контроль над собой. Более того, он всегда являл образец корректности, даже когда чувствовалось внутреннее напряжение. Ни разу я не слышал, чтобы он вспылил и наговорил резкостей.
Мне он известен как человек принципиальный. Решительно утверждаю, что ему незаслуженно приписывают стремление всячески превозносить свою роль в войне и в командовании войсками. Как известно, подобные наветы даже приводили к изменению его официального положения…»
В июне 1957 г. Жуков вновь оказал решительную помощь Хрущеву. Что называется, на свою голову. Тогда большинство членов Президиума ЦК КПСС во главе с Молотовым, Кагановичем и Маленковым приняло решение о смещении Никиты Сергеевича с поста первого секретаря. Тот не подчинился, заявив, что такой вопрос правомочен решать только Пленум ЦК. Хрущева поддержали глава КГБ Серов и Жуков. Георгий Константинович высказался решительно: «Я категорически настаиваю на срочном созыве Пленума ЦК. Вопрос стоит гораздо шире, чем предлагает группа. Я хочу на пленуме поставить вопрос о Молотове, Кагановиче, Ворошилове, Маленкове. Я имею на руках материалы об их кровавых злодеяниях вместе со Сталиным в 37–38-м гг., и им не место в Президиуме ЦК и даже в ЦК КПСС. И если сегодня группой будет принято решение о смещении Хрущева с должности первого секретаря, я не подчинюсь этому решению и обращусь немедленно к партии через парторганизации Вооруженных Сил».
Столь необычно резкое заявление Жуков объяснил необходимостью решительной психологической атаки на антипартийную группу, чтобы оттянуть время до прибытия членов ЦК, которые уже перебрасывались в Москву военными самолетами.
Пленум ЦК КПСС начал свою работу 22 июня. Открыл его Жуков, который получил от Хрущева и Серова достаточный материал о преступлениях членов «антипартийной группы». В числе прочего он отметил, что «вина Маленкова больше, чем вина Кагановича и Молотова, потому что ему было поручено наблюдение за НКВД. Он был непосредственным организатором и исполнителем этой черной, нечестной, антинародной работы по истреблению лучших наших кадров. Маленков не только не раскаялся перед ЦК в своей преступной деятельности, но до последнего времени хранил в сейфе документы оперативного наблюдения НКВД… Это документы с материалами наблюдения за рядом Маршалов Советского Союза, за рядом ответственных работников, в том числе за Буденным, за Тимошенко, за Жуковым, за Коневым, за Ворошиловым и другими, с записью подслушанных разговоров в 58 томах».
Жуков призывал принять к «антипартийной группе» самые суровые меры, цитируя при этом расстрельные списки с автографами Молотова, Маленкова, Кагановича, Ворошилова.
Не догадывался он, по своей солдатской наивности, что списки на прослушивание высокопоставленных лиц в ЦК утверждал сам Хрущев. И до и после этого события Хрущева постоянно снабжали сводками КГБ о том, что делает, что говорит и чем дышит Георгий Константинович.
Свой пост Никита Сергеевич удержал. Пленум вывел Кагановича, Маленкова и Молотова из состава членов Президиума ЦК КПСС, а Шепилова — из кандидатов в члены Президиума ЦК.
Уже в ходе Пленума всем присутствовавшим стало ясно: не будет больше дружбы между Жуковым и Серовым. Сабуров в своем выступлении утверждал: «Я говорил Жукову, что Серов за ним шпионит, а он мне ответил: „Пусть попробует, я его в два счета снесу, и Лубянки не останется“. Через несколько месяцев Серов стал одним из активных противников Георгия Константиновича.
Но главное было в другом — высшее политическое руководство, и в первую очередь Никиту Сергеевича, напугала твердость, решительность и полная независимость Георгия Константиновича. При этом у Хрущева было достаточно информации о конфликтах министра обороны с руководителями других ведомств, о его якобы стремлении подчинить некоторые силовые структуры Министерству обороны. Например, министр внутренних дел Н. П. Дудоров в октябре 1956 г. направил в ЦК КПСС письмо, в котором отмечал, что Жуков при рассмотрении вопросов, касающихся работы Министерства внутренних дел, занимает неправильную позицию, а иногда принятые постановления в ЦК и Правительстве по МВД Министерством обороны не выполняются или создаются всякого рода рогатки в их выполнении.
В подтверждение этого Дудоров привел несколько примеров, в частности стремление Георгия Константиновича сократить или изъять пограничные и внутренние войска из Министерства внутренних дел и передать их в систему Министерства обороны. Далее говорилось о том, что Жуков препятствует перевооружению войск МВД новыми образцами оружия, не выделяет для них призывной контингент, противится введению военной формы одежды для милиции. Однажды Жуков, пишет Дудоров, предупредил меня в резкой форме, что если я „протащу“ какое-либо решение по любому вопросу МВД в ЦК КПСС или Совет Министров СССР без его ведома и согласия, то он мне устроит большой тарарам. Такое предупреждение меня крайне удивило…»
Внешне все еще обстояло благополучно. 3 октября 1957 г. Жуков вылетел в Севастополь, а вечером того же дня на крейсере «Куйбышев» в сопровождении эскадренных миноносцев «Блестящий» и «Бывалый» отбыл в Югославию.
Корреспондент газеты «Красная Звезда» капитан 1-го ранга С. Быстров об этой поездке рассказал подробно
. Перед выходом в море на лучший на Черноморском флоте крейсер «Куйбышев» под командованием капитана 1-го ранга В. В. Михайлина прибыла комиссия Главного штаба ВМФ во главе с первым заместителем главнокомандующего ВМФ адмиралом А. Г. Головко. Он вместе с членами комиссии дотошно осмотрел корабль, а затем собрал в кают-компании весь офицерский состав корабля и подчеркнул: «Вы будете представлять Жукову не только Черноморский флот, а всех нас. И прямо скажу, если что-нибудь у вас обнаружится — вам несдобровать. И защиты вы тогда нигде не найдете».
При подходе к Босфору крейсер «Куйбышев», как полагалось, обменялся позывными с турецким сигнальным постом на мысе Шиле. Г. К. Жуков стоял на мостике в матросском берете, который был ему выдан на корабле, так как фуражку маршала в первый же день едва не сдунуло ветром за борт, но матрос-комендор зенитного автомата сумел ее поймать на лету. Это событие вызвало у Жукова восхищение ловкостью моряка. Сигнальщик крейсера тем временем принял от турецкого поста семафор: «Великому Маршалу Советского Союза, высокочтимому полководцу Второй мировой войны. Приветствуем и поздравляем вас с заходом в турецкие воды…» Георгий Константинович удивился и спросил у Михайлина: «Что, всех так встречают?» Командир корабля ответил, что так встречают только Жукова, чем маршал был приятно польщен. В Босфоре стояли несколько американских военных кораблей: авианосец, крейсер, два фрегата, эсминцы. Экипажи были выстроены по большому сбору на верхних палубах, все в белом, играли «Захождение». Семафор от них в адрес Жукова, приветственный, длинный. Ответ министра был, как положено в таких случаях, коротким: «Благодарю».
В Белграде Жуков нанес визит президенту Югославии Иосипу Броз Тито, госсекретарю по делам народной обороны Ивану Гошняку. Много ездил по стране, посещал воинские части, присутствовал на военных маневрах. Из Югославии самолетом отбыл в Албанию.