Эпоха религиозных войн - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Данн cтр.№ 26

Армия курфюрста не могла в одночасье превратить Бранденбург-Пруссию в сильную державу. Фредерик-Вильгельм половину своего правления находился на войне. Он сражался за свои идеалы и менял сторону, даже если ему казалось, что именно сейчас он был близок к победе. Так, в 1650 г. он впервые присоединился к Швеции против Польши, а потом к Польше против Швеции. В 1670-х и 1680-х гг. он превзошел себя, перебегая между Голландией и Францией три раза. Все эти решения принесли Фредерику одно приобретение после 1648 г. — 50 километров узкой полоски Померании. Но Фредерик-Вильгельм сильно укрепил общество Северной Германии. Армия давала ему и его наследникам абсолютный политический контроль. Это способствовало распространению атмосферы дисциплины и почитания. Это помогало объединению страны. Крестьяне из всех имений Гогенцоллернов были разбиты на классы, в то время как аристократия служила в офицерском корпусе, что спровоцировало рост бюрократии и дало возможность Фредерику извлечь выгоду из создания жесткой социальной структуры. Для амбициозных эсквайров-юнкеров офицерское звание стало главным доказательством принадлежности к высшему классу. Вся политика курфюрста строилась на партнерстве и доверии по отношению к землевладельцам. Что же касается слуг, то в 1684 г. один священник писал: «Крестьяне тоже люди», а далее советовал запугивать и избивать их «до состояния вяленой рыбы», которая «тем лучше на вкус, чем она лучше отбита».

Жизнь Бранденбург-Пруссии и Австрии в конце XVII в. протекала в двух совершенно различных направлениях. Курфюрст работал над тем, чтобы превратить свою страну в нечто однородное. Габсбурги твердо настаивали на необходимости смешения различных народностей и религий. Бранденбург-Пруссия была более военизированной и бюрократически развитой страной. Австрия не могла — или не хотела — собирать со своих подданных так много денег на нужды страны, как это было в Бранденбург-Пруссии, притом что это была огромная империя. Бранденбург-Пруссия была протестантской страной, Австрия — католической, но эти различия были куда менее значимы, чем раньше. Две страны постепенно превратились в стратегических противников, поскольку обе возглавлялись германскими династиями, стремившимися завоевать земли востока. В XVIII в. Пруссия (как позже называлась Бранденбург-Пруссия) и Австрия будут бороться за лидерство в Центральной Европе, а в XIX в. — за контроль над Германией. Но австрийско-прусское противостояние не мешало тому, что два государства были чрезвычайно похожи в процессе своего восхождения к власти в XVII в.

И Австрия, и Пруссия отделяли суверенность от национальности, в отличие от своих западных соседей. Пруссия не была столь многонациональна, как Австрия, однако в XVIII в. получила большую, чем Германия, часть Польши и перед Французской революцией не демонстрировала прогерманского стремления подогнать все под германоязычное население. Пруссия и Австрия являлись странами, территории которых были либо завоеваны их правителями, либо достались им по наследству. И Гогенцоллерны, и Габсбурги к 1689 г. достигли абсолютной централизованной власти. Они разделяли власть только с Богом, который стоял за плечом курфюрста.

В обеих странах правители преуспели в подрывании власти местных парламентов. Этот абсолютизм тем не менее мог быть достигнут только ценой партнерства и договоренности с местной знатью. Повсюду к востоку от Эльбы — в Польше и России, так же как в Австрии и Пруссии, — землевладельцы сохраняли свои привилегии на протяжении всего XVII в. Практически вся Восточная Европа была аграрной. Городские торговцы, которые в XVI в. на западе частенько становились кальвинистами, а в XVII в. воевали против своего короля, были на востоке Европы довольно слабы и теряли свою силу на протяжении века. Поэтому к 1689 г., хотя раздробленность была преодолена, социальная и экономическая пропасть между западом и востоком Европы, без сомнения, все еще оставалась огромной.

Бизнесмены в Европе между 1559 и 1689 гг. довольно успешно решали накопившиеся проблемы и участвовали в политической жизни. Уже далеко не каждому жителю Европы приходилось просто бороться за свое выживание, как это было во времена аграрной экономики Средних веков. Экономическая революция была в полном разгаре, ключевыми ее фигурами стали торговцы, продающие намного больше, чем раньше, товаров на мировом рынке. Система частных домашних мануфактур производила все больше разнообразных товаров, особенно текстиля. Усовершенствования в кредитной системе способствовали развитию международной торговли. Инновации в банковском деле привлекли частные инвестиции и крупные вложения. Развитие специализированного аграрного комплекса параллельно с усовершенствованиями в процессе перевозки грузов по морю на длинные расстояния дали возможность большим городам ц густонаселенным территориям получать продукты с удаленных фермерских хозяйств. С другой стороны, Европа до сих пор не имела достаточных экономических ресурсов для того, чтобы производить столько, сколько требовалось населению для комфортного существования, не говоря уже о роскоши. Аграрная экономика по-прежнему оставалась лидирующей, а методы ведения фермерского хозяйства были далеки от идеала. Фермерам приходилось в большинстве случаев заботиться о собственном существовании, а не о продаже продуктов. Производство все еще оставалось по преимуществу ручным, а не машинным. Транспортировка велась медленно и с большими трудностями. Торговля была делом рискованным, торговые объединения были небольшими и малочисленными. Население переживало период стагнации. Не стоит удивляться, что в период зарождения теории ограниченного богатства многие европейцы придерживались прежнего типа ведения экономики.

Богатство в Европе, как и раньше, было распределено неравномерно: торговый запад был богаче аграрного востока, атлантические порты в Западной Европе стали ведущими капиталистическими центрами. Доходы также были неравномерно распределены между социальными классами. Точнее, они едва ли были распределены вообще. Везде в Европе дистанция между богатыми и бедными была огромной. Обладатели больших доходов — короли и земельные магнаты — процветали и купались в роскоши. Средний класс — свободные фермеры, владельцы лавок, представители ученых профессий и пр. фактически ощущали только привкус богатства, но надеялись скопить побольше, как трудолюбивые бобры или белки. Нищенская половина (или даже больше) общества — слуги, безработные — не получала ничего и, без надежды на изменение этого положения, влачила жалкое существование. На большей части Европы рабочий класс в 1689 г. имел намного худшие условия труда и проживания, чем в 1559 г.

Также стоит упомянуть, что в этот период политически сплоченные национальные государства вновь приняли города-государства как самую эффективную бизнес-единицу. Политика меркантилизма во Франции, Испании и Англии — политически агрессивная, но экономически протекционистская и консервативная — наиболее полно объясняет психологию ограниченного богатства, царившую в Европе XVI–XVII вв.

Исследователи утверждают, что население Европы сократилось на протяжении этого периода примерно на 100 миллионов жителей — почти на шестую часть. Все аналогичные подсчеты довольно грубы, поскольку первые точные статистические данные в большинстве европейских стран датируются XIX в. Но мы можем довольно много сказать исходя из разрозненных данных, чтобы убедиться в том, что население Европы на протяжении эпохи Религиозных войн росло очень медленно, если вообще росло. Высокий уровень смертности компенсировался высоким уровнем рождаемости, и уровень населения сохранялся в равновесии. Население было тоже распределено неравномерно, что характерно для аграрного общества. Плотность населения была самой низкой в Польше, Скандинавии и России, самой высокой — в Нидерландах и Италии, которые представляли собой страны с глубокой городской историей. Уровень жизни не был высоким ни в одной из стран — из-за частых войн и эпидемий. Молодые семьи жили вместе буквально пару лет, потом один из супругов умирал. Они могли только надеяться, что их ребенок не умрет еще в детстве. Поэты той эпохи воспевали тему молодой любви, окруженной розами, каплями росы и приближающейся весной. В одном из самых популярных английских произведений XVII в., песни Роберта Геррика «Срывайте розовые бутоны, пока можете», поэт смущает застенчивую деву: