Нюрнбергский дневник - читать онлайн книгу. Автор: Густав Марк Гилберт cтр.№ 47

Фриче вступился за Паулюса:

— Ну, в конце концов, не сам же Паулюс организовал всю эту пропагандистскую кампанию!

— Я не о Паулюсе говорю. Я имею в виду эту группу Зейдлица. Тех, которые проповедовали чистейшее предательство, — упрямо пояснил Дёниц.

Послеобеденное заседание.

В перерыве в группе обвиняемых из числа военных разгорелась острейшая дискуссия — в голос раздавались гневные упреки и обвинения в адрес Паулюса, не обошлось и без бурных выяснений отношений между самими обвиняемыми и их адвокатами.

— Спросите у этой грязной свиньи, понимает ли он, что он — изменник! Спросите его, дали ли ему русское гражданство? — буйствовал Геринг, обращаясь к своему адвокату.

Редер, заметив, что я прислушиваюсь, решил тут же остеречь Геринга:

— Осторожно! Враг подслушивает!

Но Геринг продолжал вопить своему защитнику, скамья подсудимых уподобилась палате буйнопомешанных.

— Мы обязаны разоблачить этого изменника! — ревел Геринг.

Кейтель спорил о чем-то со своим адвокатом, и Редер сунул и ему записку с предупреждением о том, что я все слышу.

На другом конце скамьи подсудимых Паулюс пользовался куда большей симпатией.

— Понимаете, — говорил Фриче, — ведь это действительно трагедия немецкого народа — он оказался между молотом и наковальней.

Нейрат, Зейсс-Инкварт и Шахт также выразили сочувствие Паулюсу.

— Военные считают его предателем, — высказался я.

— Ничего подобного, — мрачно выразил свое несогласие с военными Функ, — это самая настоящая человеческая трагедия.

12 февраля. Нападение на Россию.

Перед началом утреннего заседания и перекрестного допроса Паулюса скамья подсудимых замерла в напряженнном ожидании. Гесс, улыбнувшись, подал мне сигнал, что отошел после вчерашнего спора. И на фоне всех сидевших с мрачным видом обвиняемых Кейтель внезапно громко расхохотался. Перехватив мой вопросительный взгляд, он пояснил:

— Мне тут одна мысль пришла в голову: если бы та задумка удалась — дело в том, что Паулюса должны были назначить на должность Йодля, — в этом случае он бы сидел здесь, с нами.

Утреннее заседание.

В перерыве утреннего заседания Геринг в голос издевался:

— Он не помнит! Гесс, вы не в курсе, что у вас теперь есть конкурент? — И тут же крикнул Йодлю: — Генерал-полковник, вы слышали? У Гесса появился конкурент. Свидетель не помнит. Ха-ха-ха! Делает вид, что ничего не знал. Как он может увиливать? Он же был экспертом по численности русских войск.

— Верно, был, — подтвердил Йодль. — Он был экспертом по разработке планов. Но в мои силки не попался. Он не утверждал, что русские были слабы, потому что в таком случае я ткнул бы его носом в его собственный отчет. Он не стал утверждать и то, что они были сильны, тогда он оказал бы медвежью услугу русским. Поэтому он просто сказал, что, мол, не помнит. Зато я помню. Погодите, вот только дойдет очередь до меня. Тогда я расскажу всю историю — от начала и до конца.

Риббентроп, сидевший тихо и незаметно, позже заметил Герингу, а потом и Йодлю:

— Этот Паулюс — человек конченый, он сам себя унизил!

— Конечно, — с готовностью подтвердил Йодль, — с ним все кончено, но я все же не стану утверждать, что так уж виню его за это — в конце концов, пытаться спасать себя законное его право.

Насколько же все это гротескно — разгромленные, покрывшие себя позором нацистские военные преступники, которых ждет виселица, пытаются судить Паулюса, будто уже решили между собой, что, дескать, этого человека с собой на следующую войну не берем.

Обеденный перерыв. На утреннем заседании Шпеер, Фриче и Ширах поддержали Паулюса, если не считать того, что Ширах по наущению Геринга все же повторил аргументы последнего об участии Паулюса в разработке планов нападения на Россию и осведомленности относительно численности русских сил.

Фриче рассказал, как следил за развитием оперативной обстановки, за тем отчаянным положением, в котором оказался Паулюс — либо бросить свои скудные резервы на север, откуда наседал противник, либо оставить их для противодействия попыткам окружения с юга.

— Я понимаю, в каком жутком положении он тогда оказался. Вы только представьте себе, какое это было положение — у тебя на руках приказ бросить 200 тысяч своих подчиненных в пасть льву, а ты потом еще спрашиваешь себя, а имело ли все это смысл.

Тюрьма. Вечер

Камера Риббентропа. В тот вечер я навестил Риббентроппа в его камере, чтобы узнать его мнение относительно нападения на Россию. Поняв, что Паулюс своим заявлением о том, что война с Россией была не чем иным, как «преступной агрессией», произвел на него сильное впечатление, я без обиняков спросил Риббентропа, что он думает по этому поводу. После некоторых колебаний он все же заявил следующее:

— Возможно, история еще покажет, что Гитлер был прав, а я — нет.

— То есть?

— Я всегда стоял за rapprochement с Россией. ^[11] Гитлер же считал, что рано или поздно на них придется нападать. Может быть, он и был прав.

— Но у вас с ними был договор о ненападении. Разве нападение на Россию не означало вероломного нарушения этого договора с вашей стороны, даже если оставить в стороне ту преступную легкость, с какой Гитлер пошел на человеческие жертвы?