Михаил повернулся к ней, принялся торопливо сворачивать шланг.
— Подожди, вместе пойдем!
— Одна пройдусь, — отмахнулась Антонина. — Голова болит.
— Перенервничала, что ли?
— Наверное. Или вчера выпила лишнее.
— Я рабочих на стройке караоке отпустил, пока Артур не объявится! — уже в спину ей крикнул Михаил. — Должен же парень объявиться?
Антонина не ответила, отмахнулась, вышла со двора и направилась в сторону своего кафе. Увидела выезжающую из ворот Нину, поспешила к ней.
Та, бодрая, накрашенная, выглянула из окна машины, крикнула:
— Ну, чего? Никаких новостей?
— Мне нет. А тебе? — ответила Антонина.
— Были б, первая узнала!
— А куда в такую рань?
— Как это? За товаром. Через час народ пойдет, а торговать нечем.
Нинка захлопнула дверцу, круто и ловко развернулась, понеслась к трассе. Антонина постояла какое-то время, глядя ей вслед, и зашагала дальше.
Машин возле кафе было немного. Кто-то завтракал на веранде, кто-то крепко спал в машине, высунул из кабины ноги. А кто-то играл в шашки на траве.
Утреннюю свежесть убаюкивала заунывная восточная музыка.
Помещение для караоке стояло незаконченным, рабочих возле него не было, только Хамид старательно работал метлой, приводя площадку в порядок.
Увидел хозяйку, приостановил работу.
— Доброе утро, Антонина Григорьевна!.. Какие новости?
— А какие тебе нужны?
— Хорошие, — улыбнулся азиат. — Например, про Артура. Не вернулся еще?
— Еще не вернулся.
— Думаете, когда?
— Думаю, скоро.
— Очень жалко, если не вернется. Стройка стоит, работа тоже не идет, людей хозяин отпустил. Хорошее дело может не получиться.
— Получится, Хамид. Все получится, — улыбнулась Антонина и попросила: — Ты свою музыку выключи. Дай что-нибудь другое.
— Не нравится? — искренне удивился Хамид.
— Сильно печальная, плакать хочется. — Антонина чему-то рассмеялась и скрылась в кафе.
Нина быстро и уверенно прошагала по коридору второго этажа отделения полиции, с ходу постучала в нужную дверь.
— Войдите! — послышалось из кабинета.
Вошла, улыбнулась широко и обворожительно.
— Здраа-асте!
— Здрасте, Нина Петровна. — Муромов был не один, с сотрудником.
— Вижу, помешала?
— Присядьте на минуту.
Нинка выбрала подходящий стул, уселась вальяжно, раскованно, понимая собственную привлекательность и глядя на мужчин с интересом и женским вызовом.
Сотрудник ушел, капитан покинул стол, расположился напротив посетительницы.
— Ну что, подруга? В твоих руках жизнь. Молодая, сильная, даже симпатичная. Но наглая.
— Где он?
— Отдыхает.
— Могу на него глянуть?
— Зачем? Сначала поговорим.
— Давай. — Нинка, устроившись поудобнее, спросила: — Какие предложения?
— Пока никаких. Есть соображения. — Капитан взял со стола жвачку, кинул подушечку в рот. — Но сначала вопрос. Только начистоту. Он тебе нравится?
Нинка подумала, пожала плечами:
— Временами… Точнее, местами.
— Жалко будет, если потеряешь?
— Хочешь посадить?
— Если посажу, то только с твоего согласия.
Нинка снова задумалась:
— А какой интерес, если посадим?
— Молодец. Это как раз мое первое соображение. Посадить не проблема, а вот зачем?
— Согласна, навара никакого. Голый. Что с него возьмешь?
— Наводящий вопрос. Ведет себя хлопчик нормально? Не выпивает, не безобразничает? Не таскает телок?
— Вроде ничего такого не замечала. Ровный как шпала. А вот Савостина, по-моему, на него глаз положила.
— А он?
— Он?.. По-моему, по барабану.
— Что такое муж Савостиной? — спросил капитан.
— Алконавт. Либо пьет, либо кается перед Тонькой. Любит ее, идиот, до осатанения.
— Старше жены?
— В этом как раз и проблема. Машинка от переживаний почти не работает.
Муромов подумал, цокнул языком.
— В чужое болото лезть себе дороже, — почесал он затылок. Потом достал из ящика стола пакет с деньгами. — Здесь семьдесят три тысячи.
— Сучонок. Неплохо погулял. Двадцать семь успел спустить. Как думаешь, сколько можно с Савостиной срубить? Если пол-лимона?
— Не-е, Нинок, — поднял руки Муромов. — Не втягивай меня в эту бодягу. Разбирайся сама. Пареньку и без того годика три-четыре светит.
— Сколько? — вскинула брови Нинка. — Чего так круто?
— Во-первых, рецидив. Он же только недавно освободился.
— Иди ты?!
— Ты иди, а я посижу, — засмеялся Муромов. — Почти полтора года.
— Е-мое… А я, дура, губы раскатала. Чуть было не втюхалась. — Нинка внимательно посмотрела на мента, попросила: — Давай не будем сажать. Хороший мужичок. Может, выправится.
— Решай, — развел руками капитан. — По старой дружбе дело пока могу придержать. Оно еще не пошло на регистрацию.
— Придержи. Если Антонину нагну на что-то серьезное, скажу тебе.
Капитан раздраженно глянул на нее, повторно предупредил:
— Сказал же, бабки с этого дела брать не буду! — Он принялся быстро собирать бумаги. — Ладно, свободна.
— А эти? — Нинка попыталась дотянуться до пакета с деньгами. — Это ж мои.
Он отвел ее руку.
— Аккуратно, пожалуйста. Это вещдок! Остается в отделении, — поднялся, глянул на часы. — Беседа окончена, у начальника через пять минут планерка.
— А мне с Артуром как поговорить?
— Сейчас дам команду. — Муромов вернулся к столу, взял какие-то бумаги, предупредил: — Только так… Поменьше языком мельтеши.
— Паш, ты чего? Когда такое бывало? Я ж как тот железный забор — двадцать в длину, три в вышину. Глухо.
— Я предупредил, — капитан нажал кнопку вызова. — Дежурный, приведите в десятый кабинет задержанного Гордеева. — Он подмигнул приятельнице. — Тут вам никто мешать не будет. Поворкуйте.
В «обезьяннике» Артур сидел не один. По углам расположились два мужика бомжеватого вида, три гастарбайтера и один щеголевато одетый парень чуть за двадцать. Когда в коридоре появился лейтенант, щеголь первым покинул скамейку, нервно вцепился в решетки.