— … и вот, друг Колька мне и говорит. Помоги Антон
Григорьевич следствию, подскажи, что нам делать, — самозабвенно врет
Симаков, а кумушки его слушают, пораскрывав рты.
— А друг Колька тебе не сказал, какое обвинение он
собирается предъявлять задержанному?
— А? — испуганно озираясь, вымолвил Антошка.
— Обвинение, говорю…
— Лелечка, — показушно обрадовался он, —
героиня наша!
— Так что там со следствием, как дела идут?
— Да я вроде… хм… вот девочкам рассказал уже, —
начал мямлить он, мудро рассудив, что, продолжив брехать, может нарваться на
неприятности. Знает, что я пустой трепотни не выношу.
— Обыск в комнате Бодяго провели?
— А как же!
— Неужели? А по моему, еще не успели.
— Да? — испугался Антон, он понял, что до
развенчания культа его личности остались считанные минуты.
— Да. И меня удивляет, почему твой друг Колька еще
этого не сделал.
Антошка засопел, придумывая, что бы сказать, а потом
нашелся:
— Дамы, не соблаговолите ли оставить нас с госпожой
Володарской наедине, нам, видите ли, надо обсудить кое-какие следственные
тонкости.
Дамы понимающе закивали, после чего покинули помещение.
— И чего ты им тут брехал?
— Да ничего, собственно, так рассказал, что знаю.
— Вот давай теперь и мне, только без этих твоих штучек,
про друга Кольку и прочее.
— Конечно, конечно, — начал лебезить Антон, поняв,
что я не собираюсь выводить его на чистую воду. — Я ведь так, для красного
словца… Ну, ты понимаешь.
— Короче, Симаков, мне некогда.
— Ага, ага, — он наморщил лоб, сосредотачиваясь.
— Ну?
— Ну-у-у.
— Так ты что же, ничего не знаешь? — заподозрила
я.
— Почему ничего? Кое-что мне известно.
— И что?
— Ну-у-у.
— Это я уже слышала. Ты по делу давай.
— Ага.
— И это ты уже говорил, — я махнула рукой. —
Не знаешь ты, короче, ни фига.
— Не знаю, — сознался, наконец, Антошка.
— Радар что ли сломался? — кивнула я в сторону
банки.
— Хуже. Перенесли штаб в недоступное место, —
увидев мое недоумение, пояснил. — В бывшую вентиляционную, а там стены
толщиной в 20 см, там мой радар не действует.
— Жаль, — сказала я совершенно искренне.
— Еще как! — понурил он головушку, но вдруг
встрепенулся. — Но я знаю, что сегодня Геркулесов прибудет в «Нихлор»
ровно в 10.
— Подслушал, зачем прибудет?
— Не смог, — вздохнул Антошка. — А это
правда, что он еще в Васькиной комнате обыск не провел?
— Издеваешься? Конечно, провел, правда поверхностный.
— Так ты что же…
— А ты думал, что врать один ты у нас мастак?
И провожаемая его возмущенным взглядом, я покинула комнату.
Когда я достигла первого этажа, часовая стрелка моих часов
замерла аккуратненько напротив 10-ки. Значит, именно сейчас к нам пожалует сам
господин Геркулесов.
Добравшись до двери своей комнаты, я узнала, что немного
ошиблась. Оказывается, Геркулесов уже прибыл и к моменту моего появления успел
не только открыть комнату Бодяго, но и пошарить там. Короче, когда я уже готова
была скрыться за своей дверью, из комнаты по соседству вылетел наш доблестный
страж, был он возбужден и растрепан, к тому же жутко пах.
— Отстаньте от меня, — шипел он, лягаясь во все
стороны. — Брысь!
Тут я заметила, благодаря вырвавшемуся вместе с Геркулесовым
из комнаты свету, что за ним, воя и урча, бежит свора кошек.
— Пошли вон! — продолжал гнать взбесившихся
кошаков бедный Коленька.
— Помощь нужна? — поинтересовалась я.
— А? — он поднял на меня свои ошалелые
глаза. — Это вы? Чего вам?
— Я, собственно, здесь работаю, — я показала на
дверь своей комнаты. — Вот мимо шла.
— Ну и идите себе! — Он хотел еще что-то сказать,
но одна из своры, самая облезлая, уперлась своей одноухой головой в его ногу и
начала тереться об нее. Геркулесов брыкнулся, но это не помогло, кошка не
только не отлетела, но еще и вцепилась когтями в штанину его фирменных джинсов. —
Господи, что же мне делать, перестрелять их что ли?
— Не надо. Господь, к которому вы взываете, вам этого
не простит. — Я принюхалась. — Вы валерианкой что ли надушились?
— Да не надушился… Черт бы ваш институт побрал, здесь
не только люди, но и кошки психические… Я пролил!
— На что?
— Естественно, на себя.
— Естественно, — улыбнулась я, что, конечно, не
очень вежливо, но видели бы вы эту одноухую, обнимавшую милицейскую
ногу. — На что именно? На куртку, штаны или кроссовку, кстати, пора
перебираться в более теплую обувь, зима скоро…
— На кроссовку, — завопил он, стряхивая еще одну
паразитку со своего башмака.
— Ну, так снимите и отдайте на растерзание.
— А в чем я домой пойду?
— Если не отдадите, вопрос будет стоять не так.
— А как?
— Чем? Или на чем? Так как на своих двоих у вас не
получится. Они одну отгрызут.
— Кошки-людоеды? Впервые слышу.
— Это ж Васины кошки, а они, как и хозяин,
отмороженные.
— Ну, уж нет, я лучше…
Что он хотел сделать, я так и не узнала, потому что в
следующий миг одноухая вцепилась в понравившуюся ей ногу зубами. Геркулесов
взвыл, тряхнул пострадавшей конечностью, да так энергично, что кроссовка,
шнурки которой четвероногие монстры уже успели обмусолить и расслабить,
слетела, перевернулась в воздухе, после чего, пролетев не меньше трех метров,
благополучно приземлилась.
Кошки с воем бросились к ней.
— С облегчением! — поздравила я.
— Ну вас, — махнул он на меня рукой и заковылял в
Васину комнату. Я за ним.
— Не расстраивайтесь, вам мама новые купит.
— Я сам себе на жизнь зарабатываю, — отбрил он
меня. — Ясно?
— Угу.
— И в чем теперь, прикажите, до машины идти?
— Ну не знаю, — протянула я, оглядываясь. В
комнате ничего подходящего не было — Вася кроссовки «Рибок» видел только по
телевизору, а носил стоптанные ботинки или не менее задрипанные кеды. Как раз
последние я и обнаружила на батарее. — Вот, пожалуйста, почти то же, что и
на вас. В смысле, спортивная обувь, как вы любите.