Опричнина и "псы государевы" - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин cтр.№ 43

Во-вторых, уже в июне 1566 года он участвовал в дипломатических делах: вел переговоры с литовскими послами. Позднее он «учинял» договор со шведской короной. Затем выполнял тайные дипломатические поручения Ивана IV, пытавшегося вырвать у англичан обещание дать царю и его семье убежище в случае потери престола. В частности, князь организовал тайное свидание Ивана Васильевича с английским дипломатом, переодевшимся в русское платье. И только он присутствовал на засекреченном совещании, только он знал, до какой степени монарх боится заговора собственных подданных, разозленных опричниной. Это означает высшую степень доверия.

В-третьих, Афанасию Ивановичу досталось звание вологодского наместника.

В-четвертых, он получил думный чин окольничего.

Ему, по его породе и «отечеству» за четверть таких благодеяний полагалось истово благодарить Господа Бога и великого государя.

Но личное возвышение — это всего лишь полдела. Захудалые Вяземские воспрянули и разом рванулись вверх по лестнице чинов. Когда-то, в 1562 м, полководец Александр Иванович Вяземский-Глухой, кажется, помог родичу пробиться в начальники государева «коша». Теперь Афанасий Иванович мог сторицей отплатить за такое благодеяние.

Возвысившись в опричнине, Афанасий Иванович «вытащил» на большие воеводские чины родню: князей Дмитрия Ивановича Лисицу Вяземского и Александра Ивановича Вяземского-Глухого. У Болхова осенью 1565 года Дмитрий Иванович числился первым воеводой в небольшой опричной рати, шедшей из Белева; осенью 1567 года его поставили вторым воеводой большого полка на береговую службу под Калугой . А кем он был до опричнины? Ни один источник не упоминает его на сколько-нибудь заметных службах. Можно сказать, к воеводскому уровню он поднялся с уровня нулевого… Кроме того, до опричнины в воеводах ходил и князь Василий Иванович Вяземский , но он был малозаметен в армии; зато в опричной Думе ему достался чин окольничего (1568) . Князь Андрей Иванович Вяземский прежде введения опричнины выполнял крайне незначительные служебные поручения, а в опричные годы, по словам В. Б. Кобрина, «…он был на гораздо более высоких ролях: при походе из Новгорода в Литву в сентябре 1567 г. — первый голова и дворянин “в стану у государя”» . Достались земельные пожалования и почетные «именные» службы и другим представителям обширного семейства Вяземских.

Из этого семейства значительным опытом и способностями обладал только один военачальник — князь А. И. Вяземский-Глухой (или Глухов). Он заслуживает особого внимания, да и почтительного отношения. В отличие от иных князей Вяземских, поднявшихся в опричнине, он и до опричнины достиг на ниве военной службы высоких чинов. Энергия и командирский талант этого человека очевидны. Это был блистательный полководец, гордость всего рода. Летом 1554 года небольшое русское войско вело тяжелые бои под Астраханью. А. И. Вяземский привел туда отряд «вятчан». Тогда Александру Ивановичу постоянно приходилось возглавлять передовые силы, участвовать в боевых столкновениях. Князь действовал дерзко и уверенно. Он наголову разгромил вражеское войско на Волге у острова Черного. Затем неожиданно атаковал стан самого астраханского хана Емгурчея, разогнал неприятеля, захватил его пушки и пищали . В 1563 году под Полоцком он возглавлял отряд из 154 «служилых людей по отечеству», числился сначала есаулом, потом головой; 16 февраля он опять отличился, совершив разведывательный рейд под Бобыничи и взяв там литовских «языков» . Таковы два наиболее ярких эпизода его армейской карьеры. Но, помимо них, князь Вяземский послужил немало. Осенью 1553 года его поставили воеводой в Шацк — на передний край русской обороны против степного юга. В 7070 (1561/62) году Александр Иванович сидел вторым воеводой торопецким уже на западном приграничье, несколько месяцев спустя он возглавил передовой полк во время похода от Великих Лук «на литовскую землю», а затем воеводствовал в Стародубе «за городом» . Такие люди были нужны опричному войску значительно больше их многочисленной родни. Однако никто не отменил для опричнины обычай того времени: во власть идут родом, карьеру делают родом, поднялся один — тяни остальных. Александр Иванович, поднявшийся первым, надо полагать, потянул за собой Афанасия Ивановича, а тот уже в свою очередь помог возвышению всего семейства, не глядя на опыт и реальные заслуги его представителей. В опричнине Александр Иванович четырежды назначался на воеводские должности, а зимой 1567/68 года он даже возглавил самостоятельный отряд опричников под Дорогобужем, направленный туда «по вестям» . Этот командир заведомо превосходил большинство опричных воевод реальными заслугами и для опричного корпуса был просто подарком. Отсюда и высокая частота его назначений. Фактически он играл в армейской иерархии опричнины гораздо более значительную роль, чем Афанасий Иванович, несмотря на то, что царским фаворитом не был и в «дворовых делах» никакой роли не играл. Вероятно, в Александре Ивановиче видели дельного военачальника, вероятно также, что у него был шанс на высокую и притом заслуженную карьеру в армии, но падение князя Афанасия Ивановича Вяземского навредило близким слободского «келаря».

А теперь пришло время увидеть опричнину с точки зрения «крепкого хозяйственника», воеводы и царского оружничего.

Прежде всего, он никогда не был ровней высшим аристократам. В чаяниях успешной карьеры ему по породе и «отечеству» надлежало придерживаться скромных запросов. На порядок более скромных, чем Алексею Даниловичу Басманову-Плещееву и на два порядка более скромных, нежели князю Федору Михайловичу Трубецкому. А он взлетел столь высоко! И восхождение его, очевидное для русского дворянства и приезжих иностранцев, стремительное, сопровождавшееся благодеяниями членам семьи, со стороны выглядело фантастической удачей. У самого же Афанасия Ивановича, надо полагать, голова кружилась от таких высот и дух захватывало при мысли о новых перспективах. Без опричнины не видать ему подобных чинов и подобного влияния как своих ушей! Стало быть, князь Вяземский имел основания грызться с любым врагом за продолжение опричных порядков. В конце концов, за его спиной, как и у великого Басманова, стояла семья: только дай ослабу, и всё ее благоденствие разрушится! Нет, такого допускать нельзя…

С другой стороны, об Афанасии Ивановиче нельзя сказать, что он поднялся «из грязи в князи». При всей «второсортности» он все-таки входил в нижний слой служилой знати. Вяземские считались «родословными людьми». Захудалыми, но никак не безродными. И даже за пределами опричнины некоторые из них — да тот же Александр Иванович Глухой-Вяземский, например, — могли рассчитывать на воеводский чин, на службу при дворе. Кровью, потом, не щадя себя, они имели шанс подняться самостоятельно, хотя процесс карьеры происходил бы в «естественных условиях» намного тяжелее и дольше, нежели в опричнине. А значит, цену себе Вяземские знали. Малые — но Рюриковичи! И у их служебного рвения был предел.

Чем мог Афанасий Иванович отплатить государю за столь щедрые дары? Верной службой, разумеется. Честной работой. Умел хозяйствовать? Нужное дело! Другой вопрос, участвовал ли он в массовых репрессиях. Ведь они начались «делом» конюшего Федорова-Челяднина как раз в ту пору, когда князь Вяземский находился в зените карьеры… Но источники не дают возможности точно определиться с этим. Мог участвовать. И даже, вероятно, обязан был как-то подтверждать свою лояльность государю. Его протеже Григорий Ловчиков прямо занимался душегубством — твердо установленный факт. Но слова «мог» и «вероятно» в качестве аргументов использовать нельзя. Поэтому остается возможность того, что Афанасий Иванович не марал руки кровью, избежал злодейства.