Между первым и вторым приступами князь И.П. Шуйский с добротной регулярностью отправляет ратников псковского гарнизона на вылазки. Прежде всего он добивается постоянного захвата свежих «языков».
Вылазки, предпринимаемые по приказу Шуйского, иной раз превращаются в большие сражения. Так, 11 октября на вылазку Шуйскими были отправлены основные силы гарнизона, и тогда поляки потеряли 30 пехотинцев.
А 26 октября, по словам Пиотровского, «…перед вечером русские сделали вылазку: несколько сотен их конницы и пехоты атаковали аванпосты Ландскоронского и Мниш- ка. Случайно в эту схватку попал воевода Брацлавский. Наши уже хотели отступать, но он, вставши между ними, восстановил порядок и ободрил русского воеводу, который выехал в атласе и бархате, ранил легко копьем; наши столпились около воеводы, стараясь взять его живым в плен: русские, заметив это, окружили наших в громадном числе. Наши видя, что трудно было уйти вместе с пленным, изрубили его саблями. В это время русские схватили Зейд- лица, товарища Мнишка и хотели с ним уйти к воротам; наши бросились его спасать, но русские видя, что удержать его не в силах, тоже изрубили. Все говорят, что это была самая сильная схватка и что никогда такой вылазки они до сих пор не делали. Из русских несколько легло на месте и не мало раненых. С нашей стороны убиты Зейдлиц и слуга воеводы Брацлавского и сколько-то раненых. Сам Брацлавский принес в лагерь две стрелы, которыми пригвоздили его чемарку к седельной луке. Не будь его, наши непременно понесли бы поражение»421.
На протяжении сентября — октября воеводы соседних городов неоднократно пытались помочь осажденному Пскову. Несколько русских отрядов устремляются тайными дорогами к городу. Некоторые из них потерпели поражение и были рассеяны врагом. Другим повезло больше, они сумели доставить гарнизону поддержку. Так, через расположение королевской армии, ослабившей караульную службу, в Псков с боем прорвалась часть отряда стрелецкого головы Федора Мясоедова. Стрельцы доставили продовольствие.
Время от времени отряды наемников Батория производили «разведку боем»: подбирались к псковским оборонительным сооружениям, пытались пробраться в город. Это не были приступы в полном смысле этого слова, скорее, осторожное прощупывание: не найдется ли лазейки в обороне Пскова? Лишь один раз, через месяц после первого штурма, подобная попытка чуть не переросла в новый большой штурм.
Всему виной… снегопад.
5 октября выпал обильный снег. Отряд венгров попытал счастья, атаковав и заняв разбитую Покровскую башню. Венгерский гетман Борнемисса действовал по собственному почину, без приказа и малыми силами. Надо полагать, он надеялся, что густые снежные вихри укроют его людей и позволят им проникнуть в крепость. Сначала его пехоте следовала удача: пальбой из ружей они выбили множество стрельцов. Но потом на них обрушился ответный шквал огня. За проломами обнаружилась новая линия обороны. По «проломным местам» и развалинам башен защитники города врыли в землю множество острых кольев. За руинами каменной стены сохранился ров, усиленный теми же кольями. А за рвом нападающих встречала новая стена — деревянная, с множеством бойниц. На ней стояли орудия, груды тяжелых камней, огромные котлы с кипящими нечистотами, а также кувшины с порохом, игравшие роль импровизированных гранат. Там же горожане приготовили мешки с сухой известью, выжигавшей глаза неприятельских солдат. Отряд Борнемиссы не мог преодолеть эту преграду. Положив перед нею новую груду мертвецов, венгерские гайдуки откатились к лагерю.
В начале ноября осаждающие предпринимают новый большой штурм.
17-го им подвезли порох из Риги. Вот что об этом рассказывает рижский бургомистр Франц Ниенштедт: «[Король Стефан Баторий] послал гонцов в Ригу, чтобы там дали ему взаймы несколько пороху и как можно скорее переслали его с несколькими стрелками к Пскову. Это было быстро исполнено и вместе с 200 стрелками было послано королю 80 бочек пороху, что конечно тогда очень его обрадовало и он за это дружески благодарил рижан во многих письмах, а между прочими и городского толмача Иоахима, который был послан вместе с порохом»422. Пиотровский отзывается об этой посылке скептически: «Пороху пришло меньше, чем ожидали. Бог знает, каков будет штурм!»423
Вновь начинается общая бомбардировка города, однако значительного урона она не наносит. Обстрел раскаленными ядрами деревянных хором, служивших жилищем для большинства горожан, должен был, по мысли польского командования, привести к большому пожару. Он вызвал бы смятение в рядах защитников, и тогда их упорную оборону удалось бы взломать без труда. Но псковичам удалось предотвратить общий пожар.
Напротив, действия тяжелых русских пушек постоянно разрушают полевые укрепления осаждающих, сооруженные из корзин с землей.
Король решается еще раз попытать счастья — произвести вторую атаку на городские стены. Любопытно: в польских и русских источниках картины нового приступа, осуществленного ратью Батория, отличаются разительно. Поляки без особой охоты говорят о нем. Первый штурм, сентябрьский, в их описании — героическая трагедия. Неудача, но весьма достойная, не уронившая чести войска. А вот во всем, что касается штурма ноябрьского, видна какая-то странная вялость и уклончивость. Надо полагать, действия нападающих оказались столь неудачны, то ли, вернее, столь нерешительны, что не хотелось о них рассказывать.
В русских источниках всё четко, без каких бы то ни было разночтений: «Октября в 24 день стреляли, розжигая ядра, в город. Октября в 28 день Литва пришла со щиты стену подсекати кирками и всякими запасы. Ноября во 2 день от Великия реки по леду приступаху»424. Что тут неясного? Сначала — бомбардировка, благо прибыл рижский порох. Затем — попытка разрушить стену, о которой подробнее будет сказано ниже. В конце концов — приступ. И город устоял. Но это, так сказать, лаконизм победителей…
Побежденные рассказывают иначе.
Прежде всего, подробно излагается действительно смелое деяние, осуществленное пехотой осаждающих.
Отборные храбрецы из венгерских отрядов Стефана Батория идут под каменную стену с кирками и ломами, пытаясь разрушить ее основание, в то время как их товарищи пробуют поджечь деревянную. От стрел, пуль и камней они защищаются досками, а также большими деревянными щитами. В ответ со стен в них начинают метать пропитанное смолой тряпье, поджигая сами щиты. В нижнем ярусе стен появляются новые бойницы, из которых по вражеским солдатам палят в упор стрельцы. Сверху на их головы льется раскаленный деготь и кипяток. Несколько особенно упорных бойцов противника углубились в стену так, что сверху их было практически невозможно достать. Тогда псковские воеводы измышляют собственную уловку. Вот что рассказывает о ней «Повесть…»: «Повелели навязать на шесты длинные кнуты, к их концам привязать железные палки с острыми крюками. И этими кнутами, спустив их с города за стену, стегали литовских камнетесов и теми палками и острыми крюками извлекали Литву, как ястребы клювами утят из кустов на заводи; железные крюки на кнутах цеплялись за одежду и тело литовских хвастливых градоемцев и выдергивали их из-под стены…»425 — тут они становились легкой добычей русских стрельцов. Гейден- штейн, сокрушаясь, пишет: «Неприятели из города сверху стен, разрушить которые старались венгры, стали спускать огромной величины бревна, со всех сторон обитые железными зубцами и прикрепленные железными цепями к длинным шестам; неприятели, потрясая ими, действовали так искусно, что все, находившиеся на работе, получали направленные снизу удары как бы плетью, вследствие чего эти бревна причиняли большие несчастия»426.