– Будьте моей! – снова попросил Генрих, заключив Анну в объятия. Он вызвал ее на королевскую площадку для игры в кегли, которая в это позднее время была пуста. – Я хочу держать вас в руках и любить…
– Я не могу любить вас! Не только ради соблюдения чести, но и из-за глубокого почтения к королеве. Как могу я причинить боль такой добродетельной правительнице?! Я каждый день провожу в страхе, что она узнает о… – Анна не стала произносить слово «нас». Это намекало бы на некое согласие между ними.
– Она не узнает, – поспешил заверить король. – Я буду вести себя крайне осторожно.
– Нет! – вскрикнула Анна, напугав приютившихся на ветвях соседнего дерева птиц.
Она не хотела продолжать эти тайные, завуалированные отношения. Ей хотелось чистой любви, о которой она могла бы гордо возвестить всему миру.
– Прошу вас! – Рука Генриха украдкой обвила ее талию, горячее дыхание било в ухо. – Все станет по-другому. Я буду любить и почитать вас. Нет пределов тому, что я сделаю для вас. Вы получить все, что захотите: деньги, дома, драгоценности, если согласитесь стать моей возлюбленной.
Анна стряхнула с себя его руку и пошла прочь:
– Таково ваше представление об осторожности? Ваше величество, вы наверняка шутите или пытаетесь испытать меня? Чтобы не утруждать вас необходимостью задавать мне тот же вопрос вновь, умоляю ваше величество, как нельзя более искренно, прекратить это, принять мой отказ и не обижаться на меня. Я боюсь за свою душу. Лучше потерять жизнь, чем честь, которая будет величайшей и наилучшей частью приданого, которое я принесу своему мужу.
Генрих смотрел так, будто получил пощечину.
– Что ж, госпожа Анна, – наконец сказал он, – мне остается только жить надеждой.
Анна обозлилась:
– Я не понимаю, могущественнейший король, какую надежду вы можете питать. Вашей женой я быть не могу: во-первых, потому, что недостойна, а во-вторых, потому, что у вас уже есть королева. Вашей любовницей я не стану! А теперь, сир, молю вас, позвольте мне вернуться к своим обязанностям.
– Анна! – простонал Генрих. – Не поступайте со мной так. Я страдаю!
Он был как одержимый – нет, он и был одержимым. Отказ Анны спать с ним, казалось, сделал ее неизмеримо более желанной.
– К чему эти постоянные отговорки? – жалобно спросил Генрих, когда однажды вечером они стояли у реки в Гринвиче в тени часовни. – Я не стану заставлять вас делать что-либо против воли, дорогая, как бы я ни хотел вас. Но если вы согласитесь быть моей госпожой и позволите мне стать вашим избранником, оставив всех остальных, тогда я буду уважать ваше целомудрие и покорно подчинюсь вам.
Раньше Анна не могла представить себе, чтобы Генрих Тюдор делал что-либо покорно, но он удивил ее. Он был как щенок, жаждущий хоть капли внимания.
А потом ее осенило. Почему нет? Она знала, что ее чувство к Генриху становится теплее просто оттого, что она ближе знакомилась с ним и он ее обожал. Она понимала, что многое в нем может нравиться, и у них находилось немало общих интересов: музыка, искусство, поэзия, спорт и занимательные беседы. Все это заставляло относиться к нему лучше, но это была не любовь, и Анна не ощущала в себе страсти или чего-то хотя бы похожего, любовная жажда короля ее не томила. Тем не менее роль его признанной возлюбленной могла дать свои преимущества. Впервые с тех пор, как Генрих обратил на нее внимание, в Анне заговорили амбиции. Она будет иметь влияние, оказывать покровительство, станет богата… Всего этого не сумела добиться Мария. А ей самой к тому же не придется ничего давать взамен.
Пока Анна размышляла, Генрих находился в подвешенном состоянии. Потом она улыбнулась:
– Сир, я стану вашей возлюбленной, но при двух условиях. Первое – вы не сделаете ничего, что скомпрометирует мою честь. Второе – это останется нашим секретом, как то приличествует отношениям госпожи и слуги. Я не хочу, чтобы весь свет считал меня вашей шлюхой.
– Все, что угодно, все, что угодно, дорогая, – согласился Генрих, глаза его блестели от слез. – Вы сделали меня счастливейшим из мужчин! Давайте скрепим нашу любовь поцелуем. – Он приблизил свои губы к ее губам и впервые поцеловал по-настоящему, словно готов был проглотить. Анна высвободилась, как только смогла.
Проблема состояла в том, что Генрих не стал играть в игру по правилам. Он решил, что Анна теперь пылает такой же страстью, как он, и не станет возражать против его постоянных попыток поцеловать или приласкать как-то иначе, даже если его рука пошарит по ее груди. Анне было ясно, что условия, на которых она настаивала, никогда не удовлетворят короля. Она избегала его общества, как только могла, но он всегда отыскивал свою возлюбленную. В конце концов, сказавшись нездоровой и молясь, чтобы королева поверила ей и ни о чем не догадалась, она попросила отпуск, чтобы съездить в Хивер.
Мать очень удивилась, увидев Анну.
– По-моему, вид у тебя вполне цветущий, – заметила она, освобождая дочь из приветственных объятий.
– По правде говоря, со мной все в порядке, – призналась Анна и вкратце рассказала о том, что ее преследует настойчивый женатый поклонник.
– Не смею назвать его имя, потому что он важный лорд и может создать проблемы мне лично и нам всем, – сообщила она в ответ на расспросы матери.
– Тогда ты поступила правильно, скрывшись от него. – Леди Элизабет испытующе глядела на дочь.
Но Анне недолго пришлось наслаждаться покоем. Каждый день от короля приходили послания, замаскированные простой печатью. Он мучился и терзался. Почему она оставила его? Чем он ее обидел? Что ему без нее делать? Когда он ее увидит? Было ясно, что отсутствие Анны лишь еще жарче распалило его страсть.
В надежде заглушить потоком льющиеся мольбы и стенания она писала королю вежливые, уклончивые письма, составленные с одной целью – охладить его пыл.
Генрих отвечал страстно, горячо. Чтение ответных посланий Анны приводит его в большое замешательство, писал он, потому что не понимает, трактовать их в свою пользу или нет. И умолял объяснить, как она настроена в отношении их любви.
«Их любви?» – думала Анна. Любовь-то вся с его стороны.
Ему необходимо получить от нее ответ, настаивал Генрих, ведь уже больше года как он ранен стрелой любви. Надо же, как изящно он обрисовал свое состояние. Анна невольно улыбнулась. Из-за этой вновь возникшей холодности с ее стороны, продолжал король, он теперь не знает, имеет ли право называть ее госпожой своего сердца, потому что само это именование обозначает особую любовь, очень далекую от простой привязанности. Но если ей будет угодно стать его истинной преданной возлюбленной и другом и отдать себя целиком – сердцем, телом и душой – ему, который, напоминал он, был и всегда будет ее самым преданным слугой, то он обещает, что не только снова назовет ее своей возлюбленной, но и сделает единственной и выбросит из головы всех остальных женщин.
А она-то думала, что он посвятил всего себя ей одной! Однако было очень похоже, что король флиртовал и с другими женщинами. Неужели он полагает, что оказывает ей честь?