Огромная процессия тронулась в путь из Виндзора. Анна скакала на лошади рядом с королем. Следом медленно тянулся длинный хвост из лордов, леди, официальных лиц, слуг, повозок и мулов, навьюченных предметами обстановки, которые король всегда брал с собой во время поездок по стране.
В конце июля они прибыли в Уинчкомб в Глостершире. Остановиться предстояло в принадлежавшем Генриху замке Садели. Это великолепное здание возвели по желанию двоюродного дедушки Генриха Джаспера Тюдора, герцога Бедфорда. Анна отправила Джорджа и нескольких служащих своего двора инспектировать аббатство Хейлз, где хранился знаменитый фиал со Святой Кровью – кровью самого Христа, пролитой на Кресте. Люди столетиями стекались поклониться этой святыне.
– Это кровь утки, – сообщил ей по возвращении Джордж. – Монахи регулярно заменяют ее свежей.
– И они берут с паломников деньги за то, чтобы увидеть это?! – возмутилась Анна. – Передайте им от моего имени, пусть уберут эту пустую приманку с публичного обозрения или почувствуют на себе мой гнев.
Джордж проследил, чтобы монахи исполнили приказание. Однако, когда Генрих и Анна были на пути в Тьюксбери, они с раздражением услышали от Кромвеля, что фиал вернулся на место.
– Скоро у них не останется четырех стен, где они смогут выставлять его! – прорычал Генрих.
Объезд страны продолжался. Они остановились неподалеку от Глостера, в поместье Пейнсвик, потом отправились дальше в замок Беркли, за ним – в Торнбери – красивый, но недостроенный дворец, конфискованный у покойного герцога Бекингема, и в Актон-Корт, где сэр Николас Пойнц, реформатор и друг Кромвеля и Тома Уайетта, специально к их приезду выстроил роскошный новый жилой дом в добавление к старому, отделанному в античном стиле.
В начале сентября они прибыли в Вулфхолл, поместье рядом с лесом Савернейк в Уилтшире. Это была резиденция сэра Джона Сеймура, шерифа и мирового судьи графства, дочь которого Джейн находилась в свите Анны. Она с гордостью рассказывала другим фрейлинам о своем фамильном гнезде, оказавшемся совсем не таким великолепным, как они представляли себе по ее словесным описаниям.
Анна увидела перед собой крепкий деревянный дом. Они въехали на вымощенный булыжником двор, где их встречали сэр Джон и его супруга. Их рослые сыновья и бледнолицые дочери, выстроившиеся в ряд за спинами отца и матери, кланялись и делали реверансы. Генрих любезно приветствовал хозяина, поцеловал руку леди Сеймур. После чего родители обняли дочь, и безмерно обрадованный хозяин проводил короля и Анну в приготовленные для них комфортабельные апартаменты. По пути сэр Джон с огромным удовольствием показывал гостям впечатляющих размеров построенную им галерею и увешанную гобеленами семейную часовню.
Поездка была долгой, поэтому Анна отпустила своих дам и легла отдохнуть. Генрих почти сразу присоединился к ней, и вскоре они занялись любовью, ощущая дуновения теплого сентябрьского ветерка, проникавшего в комнату сквозь раскрытое окно и ласкавшего их сплетенные тела.
Потом Генрих налил им обоим вина, которое оставил заботливый сэр Джон.
– Он старый плут, – сказал король. – Способный управляющий, немного дипломат, но большой охотник до женщин.
– Как? Ему, должно быть, уже лет шестьдесят! – Анна села в постели и взяла у Генриха кубок.
– Это старый Приап! Вы же знаете его сына. Не этого шута Томаса или простака Генри, а Эдварда – очень серьезного молодца. Ну, который служил у меня пажом и еще пять лет жил при дворе. Эдвард был очень молод, когда отец нашел ему невесту, и та родила двоих сыновей. А потом я услышал, что ее отправили в монастырь. В прошлом году она умерла, и Эдвард женился снова, и когда я давал ему разрешение, сказал, что отец соблазнил его жену и, возможно, сделал ей сыновей.
– Бог мой! – воскликнула Анна.
– Теперь он лишил их наследства, и кто его станет винить? Разве вы не заметили холодности между сэром Джоном и Эдвардом Сеймуром?
– Нет. Мне было интереснее познакомиться с леди Сеймур, потому что в юности моя мать служила вместе с ней при дворе герцогини Норфолк. Поэт Скелтон посвящал стихи им обеим.
– Мой старый учитель, – сказал Генрих. – Я знаю одно его стихотворение: «Госпоже Марджери Уэнтворт». Бедной леди пришлось многое вынести.
– И тем не менее она выглядит достаточно веселой. Какой ужас иметь супруга, который забавлялся с женой их сына – и, вероятно, под крышей ее дома!
– Мы не будем упоминать об этом. Такое лучше позабыть.
– Но это несправедливо, – задумчиво произнесла Анна.
– Что именно? – Генрих погладил ее по волосам.
– Если бы леди Сеймур совокуплялась с мужем ее дочери, на нее ополчились бы все силы ада. Но если инцест совершает мужчина, это сходит ему с рук.
– Его ждет более серьезная расплата, Анна. С него взыщет Господь, которому известно все.
– Думаю, скорее земные владыки осудили бы леди Марджери, причем сурово.
– Это потому, что женщина не должна компрометировать потомство, которое производит на свет. Супругу нужна уверенность, что дети от него, иначе все законы о наследовании окажутся никуда не годными.
– Верно. Но я считаю, сэра Джона следовало привлечь к ответу.
– Он и был привлечен, без сомнения, – своей женой!
– Какой впечатляющий рог, – заметила Анна, указывая на огромный, оправленный в серебро охотничий рог из слоновой кости, прикрепленный железными скобами к стене большого зала, где они поглощали обильный и изысканный ужин, приготовленный под надзором леди Сеймур.
– Он хранится в нашей семье много поколений, ваша милость, – с гордостью пояснил сэр Джон. – Мы, Сеймуры, наследственные смотрители леса Савернейк, и это символ нашего служения.
– Тут мы славно поохотимся, – лучась от удовольствия, сказал Генрих и положил себе на тарелку очередное пирожное с заварным кремом. – Они восхитительны, леди Марджери.
– Сезон как раз начался, сэр, – продолжил разговор хозяин. – Мы выедем завтра утром, и ваша милость сможет славно поразмяться. Боюсь, в этих краях живы только зверь да птица. Урожай-то пропал из-за плохой погоды.
– Слышал, – отозвался Генрих и помрачнел.
Анна знала, что простые люди винят его – и ее, естественно, – за дожди и скудную жатву, видя в том знак Божьего неудовольствия ими обоими. Ропот неодобрения по поводу совершенных в этом году казней тоже не смолкал.
Сэр Джон повернулся к Анне:
– Ваша милость, надеюсь, вы довольны Джейн.
Анна улыбнулась девушке, которая скромно сидела в отдалении от нее за длинным столом и слабо улыбнулась в ответ.
– Мне не на что пожаловаться, – ответила Анна, а про себя подумала: «За исключением того, что она никогда ничего не говорит, а должна бы, хотя бы из вежливости. Похоже, она меня не любит, да и сама я тоже не слишком ей симпатизирую».