Анна сидела рядом с Генрихом на помосте в заполненном людьми приемном зале и улыбалась приближающемуся Гонтье. Он поклонился и передал ей письмо адмирала. Анна начала жадно читать, но настроение ухудшалось по мере того, как становилось ясно, что в этом послании не содержится ни единого слова о помолвке Елизаветы.
Генрих взял письмо, прочел, потом хмуро посмотрел на Анну, будто она была во всем виновата:
– Прошу меня извинить, но я должен проконсультироваться со своим советом.
И, оставив Анну в обществе Гонтье, отошел.
Она попросила Гонтье подойти ближе. Нужно было что-то сказать. Со стороны Франциска проигнорировать сделанное предложение – это равносильно грубости.
Анна сознавала, что лорды и придворные внимательно за ней наблюдают, некоторые с плохо скрываемой враждебностью. Когда посол подошел ближе, она понизила голос:
– Скажите вашему господину, сэр, что столь долгая отсрочка с ответом на предложение о браке возбудила в короле, моем супруге, множество странных мыслей, которые необходимо срочно развеять. Я надеюсь, что король, брат мой, не желает свести меня с ума неведением, к чему я уже близка, и поставить меня в еще более трудное положение, чем то, в котором я нахожусь с момента замужества.
Гонтье вздрогнул, очевидно, смущенный ее несдержанностью. Анна понимала, что непростительным образом нарушает дипломатический этикет, но ей было все равно. Она боролась за будущее дочери и свое собственное.
– Прошу вас, поговорите с адмиралом от моего имени, – молила Анна. – Я не могу говорить с вами так обстоятельно, как мне хотелось бы, – здесь неподходящее место; и за мной следит множество глаз. Я не могу написать, не могу встретиться с вами еще раз и не могу больше вести эту беседу.
Анна встала – секретарь смотрел на нее с изумлением – и присоединилась к Генриху, который взял супругу за руку и вывел из зала.
– Я сказала ему, что мы с нетерпением ждем согласия на брак, – беззаботным тоном прочирикала она.
Уже несколько дней всегда бывшая настороже Анна видела, что Джоан Эшли ходит с унылым лицом.
– Думаю или, скорее, надеюсь, что король от нее устал, – сказала Анна Мадж Шелтон.
Вместе с Мэри Говард и Маргарет Дуглас они просматривали стихи, которые Мадж и ее подруги собрали в своих альбомах.
– Так и есть, – откликнулась Мадж. – Сегодня утром она из-за этого плакала.
– Он всегда был переменчив! – Анна горько усмехнулась. – Знаешь, Мадж, я уже перестала ждать от него верности. Мне невыносима заносчивость этой маленькой сучки.
– Она больше не задирает нос, – заметила Мадж.
– Вам повезло, что у вас такой поклонник, как Норрис, – сказала Маргарет. – Он хороший человек. И не склонен к изменам.
Анна обомлела. Норрис ухаживает за Мадж? Быть этого не могло! Он любил ЕЕ, она это знала. Но она для Норриса запретный плод… а он мужчина со своими мужскими потребностями. Следует радоваться, что сэр Генри ищет счастья на стороне. Тем не менее эта мысль не утолила боль от полученной раны.
Мадж с любопытством поглядывала на Анну. Взгляды их скрестились.
– Он не может быть верен мне, – прошептала Мадж. – Потому что любит другую.
Если она догадалась, то и другие тоже могли!
– Чепуха! – Маргарет улыбнулась Мадж. – Он говорил мне о своих надеждах на брак с вами.
– Ну и напрасно он надеется, – заявила Мадж. – Если король должен иметь даму сердца, то вашей милости нужно поставить на его пути такую, которая любит свою госпожу и завоюет для нее его симпатию. – Глаза их снова встретились.
– Вы делаете предложение? – после долгой паузы спросила Анна.
– У меня уже были любовники. – Мадж пожала плечами. – Под одеялом даже король такой же, как другие мужчины.
– Вы сделаете это для меня? – спросила Анна, глубоко тронутая.
– Конечно сделаю. Ведь вы мне родная. Мы все многим вам обязаны.
– Вы уверены, что хотите это сделать? – уточнила Анна. – Это рискованно.
– Беременность можно предотвратить, – рассмеялась Мадж. – Женщина должна испытывать удовольствие, чтобы зачать. Я буду думать о чем-нибудь печальном, если у меня начнет кружиться голова!
Какой причудливый замысел – соблазнить собственного мужа. До чего же она докатилась! Но если Мадж удастся убедить короля лучше обходиться с супругой, затея может оказаться стоящей.
– Сработало! – шепнула Мадж Анне через два дня по пути на мессу.
Анна не знала, что и чувствовать: радоваться или ревновать. Она должна была испытывать благодарность к Мадж, но не могла отделаться от ощущения обиды. Генрих, вероятно, пытался добиться благосклонности ее кузины. Анна его больше не заботила.
Однако еще через два дня Мадж впала в уныние:
– Его не интересуют разговоры, а когда я упомянула вас, он сказал, что у нас есть более приятные занятия.
Неделей позже все было кончено.
– Не знаю, как вы терпели это, Анна, – сказала Мадж, перебирая украшения в шкатулке королевы; Уриан тыкался носом в ее руку. – Он самый скучный любовник из всех, какие у меня были. Слава Богу, я ему надоела!
Леди Мария снова заболела. Генрих застал Анну в ее кабинете за написанием писем.
– Доктора опасаются за ее жизнь, – с убитым видом сказал он. – Шапуи умоляет, чтобы ее отправили лечиться к матери, но я не смею позволить. Что, если Мария сбежит за границу? Это ей легко удастся, если она будет с Екатериной. Император придет ей на помощь и припрет меня к стенке. – Генрих сел и обхватил голову руками. – Если бы Екатерина решилась встать на защиту Марии, то могла бы развязать против меня такую же ожесточенную войну, как те, что вела в Испании ее мать Изабелла.
– Обе они бунтарки и изменницы, заслуживающие смерти, – заявила Анна, – и, пока живы, всегда будут доставлять вам проблемы.
– Если вы подарите мне сына, они ничего не смогут сделать! – выкрикнул король.
– Небесам известно, я старалась, – бросила она в ответ. – Я каждый день молюсь о сыне, но, боюсь, это напрасный труд. Позавчера я видела сон, в котором Господь открыл мне, что мне не зачать ребенка, пока живы Екатерина и Мария.
Генрих взглянул на нее с неприязнью:
– Иногда я задумываюсь, действительно ли Господь одобряет этот брак. Вы должны исполнять свой долг, мадам, а не выдумывать оправдания.
И, не сказав больше ни слова, вышел.
Анна чувствовала себя как никогда несчастной и затравленной. Не помогали и рассказы отца об участи ее клеветников. Женщину заключили в тюрьму за то, что та называла Анну шлюхой и проституткой, священника – за слова, что от Анны воняет хуже, чем от совокупляющейся свиньи. Еще отвратительнее было заявление представшего перед Тайным советом монаха, который говорил, что юный Генри Кэри – сын сестры Анны от короля. К счастью, мальчик, находившийся после отъезда Марии и Уильяма Стаффорда в Кале под опекой Анны, жил с бабушкой в Хивере и не ведал ни о каких слухах.