Владимир Мономах, князь-мифотворец - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Боровков cтр.№ 56

Автор легенды, перед которым стояла задача дать достойное объяснение появлению на Руси регалий, употреблявшихся потомками Мономаха, московскими великими князьями, связал их появление с русско-византийской войной 1116 г., обросшей под его пером вымышленными подробностями типа вторжения во Фракию.

Рассказ о посольстве, направленном на Русь императором Константином Мономахом, призван не только объяснить появление на Руси самих регалий, но и проиллюстрировать идею о «перенесении» империи на Русь, которая нашла свое выражение в концепции «Москва — третий Рим» , сформировавшейся в первых десятилетиях XVI в. в послании псковского монаха Филофея к сыну Ивана III великому князю Василию III (1505–1533).

Филофей представлял Московское государство правопреемником Рима и Константинополя, после того как они утратили чистоту веры, «ибо старого Рима церковь пала по неверию ереси Аполлинария, второго же Рима, Константинова-града, церковные двери внуки агарян секирами и оскордами рассекли» . Надо сказать, что идеи об уклонении в «латинство» «первого Рима» присутствуют и в «Послании» Спиридона-Саввы, и в «Сказании о князьях Владимирских», которые, таким образом, также примыкают к этой концепции.

Идеологическими импульсами для ее формирования стали события предшествующих десятилетий: Ферраро-Флорентийский собор 1437–1439 гг., где была предпринята попытка заключения унии между католической и православной церквами, принятой тогдашним московским митрополитом Исидором (ставленником Византии) и отвергнутой великим князем Московским Василием II и русским духовенством; захват Константинополя («второго Рима») турками, положивший конец существованию Византийской империи в 1453 г., в результате чего роль крупнейшего центра православия перешла к Москве; заключение брака сына Василия, великого князя Ивана III, с племянницей последнего византийского императора Константина XI Софьей (Зоей) Палеолог в 1472 г., которое способствовало постепенному восприятию Москвой византийской «имперской идеи», получившей законченное выражение в правление старшего сына Ивана и Софьи Василия III в послании Филофея.

По всей видимости, именно под влиянием этой идеи в первой трети XVI в. были переосмыслены династические отношения киевских князей с византийскими императорами. Например, составитель «Ростовского свода 1534 г.», положенного в основу «Тверского сборника», который, как мы говорили выше, впервые назвал матерью Владимира Мономаха дочь Константина IX, заявил и о том, что наиболее почитаемые представители династии Рюриковичей — святые Борис и Глеб — также являлись сыновьями византийской царевны Анны, что органично вписалось в новую концепцию русско-византийских отношений, примерно в это же время получившую свое развитие в «Послании» Спиридона-Саввы и в «Сказании о князьях Владимирских», где факт родственной связи Владимира Мономаха с одним из византийских императоров, имевший документальные подтверждения в его собственном «Поучении» и в Послании митрополита Никифора, получил, однако, несколько иную интерпретацию вследствие того, что информация первоисточников составителями этих текстов была значительно модернизирована.

Помимо известий «Повести временных лет» о русско-византийской войне 1116 г. московским книжникам, несомненно, был известен апокрифический рассказ о дарах, присланных Владимиру Мономаху Мануилом Комнином, который мог дать импульс к развитию идеи о передаче из Византии на Русь «царских» регалий. В легенде о «Мономаховых дарах» имя Мануила Комнина было заменено именем Константина Мономаха, и, таким образом, место одного анахронизма занял другой, поскольку назвать Владимира Мономаха современником Константина Мономаха или Мануила Комнина можно лишь с большой натяжкой, так как Константин Мономах умер примерно через полтора года после рождения Владимира (11 января 1055 г.), а Мануил Комнин к моменту смерти Владимира Мономаха в 1125 г. был ребенком. Однако этот факт, по всей видимости, не смущал ни создателя легенды, ни лиц, модифицировавших его произведение, поскольку, как заметил еще В.О. Ключевский, «тогда мыслили не идеями, а образами, символами, обрядами, легендами» и к прошлому «обращались не для объяснения явлений настоящего, а для оправдания текущих интересов, подыскивали примеры для собственных притязаний» .

В результате произошла серьезная трансформация представлений о русско-византийской войне 1116 г., а само появление прозвища «Мономах» стало связываться не с тем обстоятельством, что оно было родовым именем матери Владимира, а с преданием о передаче киевскому князю царских регалий, под которыми подразумевались регалии московских князей, имеющие достаточно позднее происхождение.

Первые документальные свидетельства о «шапке золотой» и о бармах появляются лишь в 1339 г. в «духовной грамоте» (завещании) московского князя Ивана Калиты (1325–1340) . О «шляпе» и о бармах Мономаха написал в своих записках и немецкий посол Сигизмунд фон Герберштейн, посетивший Москву в 1517 и 1526 гг.: «Шляпа на их языке называется schapka; ее носил Владимир Мономах и оставил ее, украшенную драгоценными камнями и нарядно убранную золотыми бляшками, которые колыхались, извиваясь змейками».

Герберштейн воспроизвел официальную московскую версию происхождения шапки (хотя исследователи высказывают сомнения в аутентичности существующей «шапки Мономаха» и «шапки», описанной Герберштейном). О бармах немецкий дипломат написал следующее: «Бармы (Barmai) представляют собой своего рода широкое ошейное украшение (torques, Stollin) из грубого шелка; сверху оно нарядно отделано золотом и драгоценными камнями».

Также Герберштейн привел в своих записках версию их появления на Руси: «Владимир отнял их у некоего побежденного им генуэзца, начальника Каффы» . Эту версию появления барм в XVI в. повторил польский хронист Матей Стрыйковский, а в начале XVII в. шведский историк Пер Перссон (Петр Петрей).

Показательно и то, какую эволюцию в представлениях исследователей претерпела трактовка «шапки Мономаха»: если до конца XIX в. под влиянием легенды о «Мономаховых дарах» «шапку» рассматривали как памятник византийского искусства, то на рубеже ХIХ-ХХ вв. сложились предположения о том, что она является памятником культурного влияния Ближнего Востока или Средней Азии. В результате «шапка» стала рассматриваться как артефакт эпохи золотоордынского господства на Руси. Примечательно, что для согласования этой гипотезы с легендой о «Мономаховых дарах» на первых порах было выдвинуто предположение о том, что «оригинальная шапка», присланная Владимиру Мономаху из Константинополя, была утрачена и ее место заняла шапка, подаренная московским князьям одним из ханов Золотой орды.

Существуют комбинации этих подходов, которые позволяют подходить к рассмотрению шапки как продукту мультикультурного симбиоза. Но даже в том случае, если шапка рассматривается как артефакт византийской культуры, подобная точка зрения, как правило, сопровождается серьезными оговорками. Так, одна из современных точек зрения предполагает, что «происхождение ряда регалий, включая и золотую Шапку, имеет отношение к Кафе, где мог быть приобретен византийский “раритет”» , но в то же время подчеркивается, что никакие реалии облика шапки «нельзя связать с эпохой Х-ХП веков и свойственными ей головными уборами» .