Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - читать онлайн книгу. Автор: Пирс Брендон cтр.№ 32

Жители красивых вилл на Гарден-рич были вынуждены нанимать слугу, который постоянно дежурил, чтобы отталкивать плывущие трупы от берега и направлять их в основное русло Гугли. Там они перемещались вверх и вниз с приливом. Каждый день мимо одного места проплывало до ста тел, становившихся добычей для стервятников, которые садились на них, а также для бродячих собак, вытягивавших покойников на берег ^[327].

Другие «неприятности» (таков английский эвфемизм для фекалий) были неизбежны ^[328].

Но если британская община не могла изолироваться топографически, она во все большей степени добивалась расовой сегрегации.

Расовый барьер присутствовал всегда, даже среди почитателей Востока. Например, сэр Уильям Джонс сравнил опыт «вынужденного прикосновения к чернокожему» с прикосновением к змее или южно-американскому угрю ^[329]. Уильям Хики был вынужден преодолевать отвращение и ужас перед тем, как вступить в половую связь с чернокожей женщиной ^[330].

Но ко времени Уэлсли дискриминация на основании расовой принадлежности все в большей мере наделялась законным статусом. Небольшое количество знатных индусов продолжали «свободно вращаться в модных кругах Калькутты» ^[331]. Несколько британцев считали, что индийская цивилизация не ниже и не уступает европейской, у них было много друзей среди местных жителей ^[332]. Но большинство индусов, даже те, кто имитировал английские манеры и выступал соперником англичан в литературных достижениях, не попадали в общество белых. Их туда не пускали. Часто в виде оправдания называлась несовместимость их привычек и обычаев с европейскими. В частности, индийские «идеи и обычаи в отношении женщин должны навсегда исключить их тесную связь с правящей расой в доме и личной жизни» ^[333].

Однако по сути британцы пытались выделиться в качестве доминирующей расы, правящей касты. Это означало и отвержение полукровок, «этих одиноких человеческих существ» ^[334], как их назвал один миссионер. В то время их называли индо-британцами или евразийцами (а в дальнейшем название сменилось на «англо-индусов»). Выдающиеся исключения допускались — например, командующий кавалерией Джеймс Скиннер. Но не было и мысли об ассимиляции по образцу Рима. Не стоял вопрос о том, что Ганг станет впадать в Темзу, как, судя по всему, сирийский Оронт затек в Тибр. В этом плане, как признает историк Р.Г. Коллингвуд, «британское владычество полностью отличалось от Римской империи» ^[335].

Как говорил лорд Валиант, межнациональное скрещивание может быть первым шагом в колонизации, создав союз между англичанами и местными жителями ^[336]. Однако оно будет гибельным, если продолжится и дальше. В период регентства все больше людей соглашалось: результаты смешения рас следует изгонять из общества и подвергать остракизму. Но, как писал Джон Малькольм, они останутся полезными союзниками, поскольку «их гордость от причисления себя к европейцам окажется больше унижения в каждом случае презрительного отталкивания» ^[337].

В некоторых отношениях правители стали напоминать тех, кем правили. Например, это касалось вопроса отращивания усов и добавления карри в кушанья. Но к викторианской эпохе все, что могло стереть черты между расами, определенно считалось проклятием: «Самым большим ужасом для европейских дам было показаться похожими на местных, выглядеть, как профессиональные танцовщицы». Так писала одна англичанка, приехавшая в гости, объясняя, что именно это заставило их убрать наряды с золотым и серебряным шитьем ^[338].

Один французский обозреватель писал, что если француз среди индусов говорит «я — первый», то «англичанин, в тысячу раз более богатый и обладающий большей властью, говорит "я — единственный"» ^[339]. Британцев нельзя обвинить в несправедливости или волевом подавлении. Но можно — «в глупой, угрюмой национальной гордости», как говорил епископ Гебер. «Мы исключаем местных жителей из нашего общества, и при разговоре с ними постоянно ведем себя грубо и надменно» ^[340].

Британское общество брало пример с Уэлсли, который даже к посланникам князей относился с оскорбительной надменностью и сдержанностью ^[341]. Некоторых индусов пугало такое властное поведение. Гораздо большее количество людей оно отталкивало и восстанавливало против англичан. По словам одного английского путешественника, который считал жизненно необходимым примиряться с местным населением, «наши гордые, надменные и презрительные островитяне обычно прилагают усилия, чтобы их начали ненавидеть везде, куда они придут» ^[342].

Уэлсли вызывал враждебность уже почти у всех к тому времени, как его отозвали в 1805 г. Даже пожилой дружелюбный Корнуоллис, которого отправили спасать субконтинент ему на смену, обиделся на всю помпу, пышность и условности. Уильям Хики записал его знаменитую реакцию на ослепительную кавалькаду, которая приветствовала его в Калькутте при высадке.

«Корнуоллис (доверенному секретарю): Что это? Что? Что все это значит, Робинсон?

Робинсон: Сэр, маркиз Уэлсли прислал свои экипажи и помощников в виде дани уважения, чтобы они сопроводили вас в Дом правительства.

Корнуоллис: Это слишком! Это выходит за рамки приличия! Слишком много людей. Мне они не нужны, ни один из них не нужен. Я еще не лишился способности шевелить ногами, не так ли, Робинсон? Слава Богу, я все еще могу идти, и хожу очень хорошо, верно?! Мне не нужны два десятка экипажей, чтобы провезти меня четверть мили. Я просто не стану ими пользоваться» ^[343].