Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - читать онлайн книгу. Автор: Пирс Брендон cтр.№ 314

На острове, на протяжении тысячи лет раздираемом имперскими конфликтами, увеличивался разрыв между теми, кто носил ермолки и идентифицировал себя с Акрополем, и теми, кто носил тюрбаны и почитал Блистательную Порту. В такой ситуации Оттоманская империя передала контроль над Кипром Британской империи в 1878 г. Остров был подарком или наградой Дизраэли за поддержку султана Абдул-Гамида «Проклятого» против царя Александра II, чьи силы подошли так близко к Константинополю, что солдаты видели минареты Айя Софии и силуэты британских броненосцев в бухте Золотой Рог.

Премьер-министр высоко оценил эту награду, диадему темного, как вино, моря, и «розовое царство Венеры» ^[3452]. С конгресса в Берлине он привез домой «почетный мир». (Это выражение Невилл Чемберлен необдуманно повторил шестьдесят лет спустя, из того же самого окна на Даунинг-стрит, когда он возвратился из Мюнхена). Соотечественники Дизраэли приветствовали его пышно и радостно. Премьер чувствовал сильное недомогание, ему пришлось облачиться в длинное белое пальто. На празднике выделялась триумфальная арка, поверх которой «Юнион Джек» переплетался с лавровыми листьями, как знак бескровной победы.

Теперь Дизраэли, который был графом Биконсфилдским, именовали «герцогом Кипрским» ^[3453]. В письме королеве Виктории он говорил об острове, как о ключе к Азии.

Этот образ лучше подходил Суэцу, который открывал путь в Индию и на Восток. Когда Британия закрепилась в канале, захватив Египет в 1882 г., Кипр стал в лучшем случае запасным ключом, а в худшем — ржавым висячим замком к тупику Средиземного моря. Владея Гибралтаром, Мальтой и Александрией, британцы даже не удосужились углубить илистую гавань Фамагусты, что оказалось фатальным в 1956 г., поскольку ею не смог воспользоваться военно-морской флот.

Мерцание «имперского оптимизма» ^[3454], разбуженного Дизраэли, быстро потускнело, а Кипр, как правило, считали «самым белым из белых слонов» ^[3455]. Новые хозяева воспользовались старым принципом спасительного пренебрежения. Они ввели Законодательный совет, но он оказался таким бессильным, что один кипрский депутат назвал его «тыквой» ^[3456]. Они позволили эллинистическое образование, поскольку оно частично финансировалось Грецией. Они дали религиозную свободу, но не признавали мирской силы церкви. Ее автокефальный характер и теократические претензии шли от Зенона, первого императора, который в одиночестве правил на Востоке после того, как Римская империя превратила существовать на Западе. Зенон наделил архиепископа Кипрского тенью своего могущества. По словам Гиббона, император был «наименее презренным и недостойным» ^[3457] в церковных и духовных вопросах. Он разрешил старшему священнослужителю острова (этнарху) иметь в своем распоряжении скипетр (а не пасторский посох), носить пурпурные одежды и подписывать документы имперской киноварью. Британцы от всего этого отказались, как от очковтирательства. Но они признали преданность, которую большинство киприотов испытывали к греческой «родине».

Уже в 1907 г. Уинстон Черчилль сказал: следует уважать права мусульман, но для православных киприотов только естественным является желание лелеять идеалы союза с Грецией «честно, преданно и ревностно» ^[3458].

Первая Мировая война чуть не привела к этому союзу. Великобритания официально аннексировала остров, когда Турция взяла сторону коалиции Германии, Австро-Венгрии и Болгарии. Но в 1915 г. правительство Эсквита предложило остров Греции, как побудительный мотив для присоединения к союзникам. Предложение отклонили, больше оно не делалось. Но казалось, что эта идея узаконила предстоящее объединение Кипра с Грецией. Она дала надежду, что британцы будут действовать в стиле Байрона и соответствовать своему греко-кипрскому прозвищу «филелефтери» — «любители свободы».

Одним из условий мирного договора стало признание Турцией британской власти над островом. В 1925 г. Кипр, который был цивилизованным (как любили говорить патриоты), пока британцы все еще прыгали с дерева на дерево ^[3459], стал колонией короны. На следующий год, словно для того, чтобы смягчить удар, он получил губернатора, которого считали проэллинским до кончиков рыжих усов. Им стал сэр Рональд Сторрс, который ранее работал в Каире и Иерусалиме. Он был обходителен, вежлив, умудрен опытом, обладал изысканным и утонченным вкусом, мог выдать цитату из античной или классической литературы на все случаи жизни. Говорили, что губернатор обучается очень легко, но напоказ.

Однако Сторрс с женой были неприятно поражены примитивными условиями жизни на Кипре, где даже не имелось телефонной системы. Когда они приехали в официальную резиденцию в Никосии, леди Сторрс приблизилась к длинному и низкому зданию, похожему на хлев, заметив: «В любом случае, конюшни хорошие» ^[3460]. Но она смотрела на сам Дом правительства. Это было деревянное строение, собранное из готовых блоков, изначально предназначавшееся для штаба главнокомандующего на Цейлоне (который сразу же нашел себе каменный дворец). Его перевезли на Кипр, по частям доставили из Ларнаки на верблюдах, а потом королевские инженеры собрали здание, словно домик из детских кубиков.

Обещание Уайт-холла предоставить более подходящее, постоянное жилище оказалось «нереализуемым, как новое явление Афродиты из соседнего моря» ^[3461]. Поэтому, по прошествии почти половины столетия, полы в Доме правительства прогнили, крыша текла, а белые деревянные стены пропускали зимнюю стужу. Несмотря на эти неподходящие условия, Сторрс печально заявил, что строение «не без привлекательности» ^[3462]. То, что он смог произвести впечатление на местное население, несмотря на такие недостатки в доме, новый губернатор приписывал неожиданной способности к гипнозу.

На самом деле Сторрс пытался обхаживать, а не очаровывать граждан Кипра. Он свободно общался с ними, пытался убедить своих соотечественников делать то же самое. Однако на смешанных чаепитиях в Доме правительства создавалась такая же напряженная атмосфера, как и на танцах у подростков. Все чувствовали себя неловко. Он назначал киприотов на официальные должности, в особенности, когда обнаружил, что британские чиновники «не подходят для них, поскольку некомпетентны». Это происходило потому, что Кипр мог позволить себе платить чиновникам только относительно низкие зарплаты (между 500 и 1 500 фунтов стерлингов в год), а Министерство по делам колоний относилась к острову, как «санаторию» для инвалидов из тропиков ^[3463].