Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - читать онлайн книгу. Автор: Пирс Брендон cтр.№ 307

Однако Каррингтон предложил премьер-министру шанс для деколонизации без американской помощи, шанс найти собственный путь из Африки. Пресса Замбии клеймила Тэтчер, называя ее расисткой. Она прибыла на августовскую конференцию стран Содружества в Лусаке в черных очках, уверенная, что ей в лицо плеснут кислотой. Но на самом деле ее приветствовали радостными возгласами, и изменение позиции Маргарет Тэтчер стало триумфом. Миссис Тэтчер объявила, что «полностью выступает за настоящее правление чернокожего большинства в Родезии» ^[3376]. Она танцевала с Каундой, называя его «дорогим и милым человеком» ^[3377]. Замбийский президент объявил: «Железная Леди принесла луч надежды на темный горизонт».

Жители Замбии стали свидетелями «апофеоза благословенной Маргарет», как сообщал репортер «Дейли телеграф». Он сказал, что они не удивились бы, если бы увидели, как ее самолет, направляющийся домой, «тянет в небо херувим» ^[3378].

Так осенью 1979 г. в Ланкастер-хаусе произошла последняя встреча всех заинтересованных сторон. Мугабе участвовал только потому, что Машел угрожал закрыть базы его партизан в Мозамбике. Но он заставил обратить на себя внимание, поскольку был очень хорошо образован, безжалостно умен и неприятно несносен.

Мугабе мог вызывать обиды и разногласия. «Именно мы освободили Родезию, — заявил он лорду Каррингтону. — Вы сейчас просто вмешиваетесь, чтобы воспользоваться нашей победой» ^[3379].

Этот укол оказался болезненно близким к истине. Но Мугабе сделал вывод, что может обеспечить долгую власть через урны для голосования. Бросая вызов плакатам с надписями «Повесить Каррингтона», которыми размахивали лоялисты-«тори», поддерживавшие режим восставших, министр иностранных дел потратил много недель на обеспечение соглашения. Он изолировал Смита, который считал себя преданным участниками собственной делегации, готовыми пойти на компромисс, и с горечью (но без иронии) рассуждал об афоризме Цицерона: «Страна не может пережить предательства изнутри» ^[3380].

Каррингтон добился прекращения огня от Нкомо и Мугабе, хотя его никогда не соблюдали в полной мере (даже несмотря на прибытие английских войск). Он заставил Музореву, ослабленного диетой из моркови и картофельно-лукового супа, единственной еды, которую он посчитал съедобной в своей гостинице, уступить британскому губернатору. «Правда? — спросил Нкомо. — А у него будет плюмаж и конь?» ^[3381]

На самом деле лорд Соме, зять Уинстона Черчилля, который согласился занять этот пост, обеспечил сочетание дипломатической учтивости и светскости с военной прямотой и грубоватостью. Его задачей было наблюдение за выборами, которые решат судьбу Зимбабве. Он признавал в своей неподражаемой манере, что они едва ли пройдут без насилия. Африканцы, говорил Соме, не ведут себя, как жители маленького Пэддлетона-он-Марш: «Они, не задумываясь, вставят палки друг другу в одно место, и будут делать друг другу гадости и мерзости» ^[3382].

Как жаловались Смит и Нкомо, произошло достаточно случаев запугивания и даже террора. Но Соме отказался отменить выборы, на них победил Мугабе, притом — с большим отрывом. Он собрал 63 процента голосов жителей страны. Сомнений в результатах не оставалось. Поэтому 17 апреля 1980 г. африканцы праздновали то, что их новый лидер назвал «днем рождения великого Зимбабве». Британия теперь навсегда ушла из Африки, причем менее дискредитированная, чем Португалия в Анголе, не говоря уже про Францию в Алжире. Страна испытывала ощутимое облегчение.

Через девяносто лет колониальная мечта Родса, давно ставшая ночным кошмаром, испарилась. Хорошо это или плохо, но чернокожие Родезии стали теперь хозяевами собственной судьбы. Белые Родезии едва ли показали хороший пример демократии. Южная Африка осталась последним бастионом апартеида.

Как выразилась лондонская «Таймс» (эхом повторяя знаменитое прощальное слово Ричарда Никсона), у мира «больше не осталось лягающейся имперской и расистской Британии» ^[3383]. Но многие британцы испытывали острую ностальгию по погибшей империи, а некоторые страстно желали восстановить ее славу, как Карл Великий возродил величие Рима. В кабинете премьер-министра в Палате общин царило настроение меланхоличного негодования, когда он с коллегами-консерваторами собрались у телевизора, чтобы посмотреть, как «Юнион Джек» спускают на Доме правительства в Солсбери, и услышать последние аккорды сигнала горна «вечерний отбой». «Бедная королева! — воскликнула миссис Тэтчер. — Вы осознаете, какое количество колоний отсоединилось от Британской империи с тех пор, как она взошла на трон?» ^[3384] Железная Леди заплакала.

Если вспомнить Рим, то там колесо фортуны поворачивалось медленно. Но, как говорил Гиббон, его ужасающее вращение увело город и империю с высоты величия, «похоронив их в общей могиле» ^[3385]. Великобритания выжила, но ее империя, хотя и не разрушилась полностью, исчезла с поразительной скоростью. Между 1945 и 1965 гг. количество людей, находившихся под колониальным правлением Британии, уменьшилось с семисот миллионов до пяти. За время жизни одного поколения примерно двадцать шесть стран, составлявших основную часть Британской империи, стали независимыми.

Несколько факторов, которые уже упоминались, помогли ускорить этот крах. Это потеря престижа в Азии, сопровождавшаяся послевоенной милитаристской слабостью, появляющийся национализм в колониях, мировое противостояние империализму и его отступление на почти всех фронтах, такие провалы, как Суэц, скандалы вроде того, что связан с лагерем Холла, возвращающийся в Соединенное Королевство экономический кризис, его сближение с Европой, демократические предпочтения благополучия у себя в стране, а не подъема за рубежом. Но какими бы ни были причины, многие патриотично настроенные британцы сожалели, что с карты мира так быстро уходят такие большие куски, окрашенные в красный цвет. [Как правило, в СССР Британия и ее владения помечались зеленым. — Прим. ред.] Они оплакивали потери, считая их серьезным национальным унижением. Патриоты осуждали это, как мерзкое пятно на своей мужественной и сильной нации. Они проклинали это, как бесславное предательство очевидной судьбы Альбиона.