Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - читать онлайн книгу. Автор: Пирс Брендон cтр.№ 201

Никто так не использовал расколы в Индии, как Черчилль. Он прилагал усилия, чтобы поставить под сомнение претензии Конгресса на выступление от имени нации. Этому помогала перспектива самой независимости. По мере того, как она стала маячить все сильнее и сильнее, различные сегменты индийского общества пытались все сильнее защитить свое положение в предстоящей демократии. В конце концов, как открыто признавал Джавахарлал Неру, демократия «означает обуздание и принуждение меньшинства большинством» ^[2218]. Поэтому шестьсот князей, которые получили Консультативную палату в 1921 г., пытались сохранить свои феодальные привилегии. Доктор Б.Р. Амбедкар потребовал отдельных избирательных округов для пятидесяти миллионов неприкасаемых, которых он представлял. Ганди отверг это требование на основании того, что подобное разрушит единство 250 миллионов индуистов Индии. Почти восемьдесят миллионов мусульман и пять миллионов сикхов уже получили зарезервированные за ними привилегии и право участвовать в голосовании. Но оба сообщества пытались получить другие преимущества. Так, Джинна попытался закрепить власть мусульман в провинциях и в будущем Парламенте. Он хотел треть мест плюс право вето на законы, вредящие исламским интересам. Когда Конгресс с презрением отверг его предложение, Джинна объявил о расхождении их путей и отправился в путь, который приведет в Пакистан.

Этот путь был отмечен всплеском насилия и враждой между группами населения по национальному и религиозному вопросу. Частично он стал реакцией на возрождение индуизма, частично — выражением мусульманской воинственности, а отчасти — ответом на местные провокации. Гонги звенели перед мечетями, ритуально приносились в «жертву» коровы, сталкивались религиозные процессии. Такой раздел фактически угрожал ниспровергнуть британское правление, которое, как надеялся Ирвин, завершится обустройством в Индии самого большого доминиона из всех.

Сам он просил объединенными усилиями остановить борьбу, чтобы «строить индийскую нацию». Хотя Ирвин был старомодным «тори», он соглашался с либералом Саймоном, что Индостан обладает «неотъемлемым единством в многообразии» ^[2219]. Если кто-то и воплощал это единство, так это был Ганди, чья духовная власть и влияние превосходило фракционные различия. Он один предлагал выход из индийского тупика.

Поэтому вице-король пытался умиротворить махатму, и безоговорочно, без каких-либо условий выпустил его из тюрьмы в конце января 1931 г. Тем временем Мотилал Неру умирал в характерном стиле. Поскольку его отношения со Всемогущим были сердечными, он ожидал переправиться через реку Вайтарани, индуистский Стикс, в «моторной лодке с мощным двигателем "Роллс-Ройс"» ^[2220]. Его последними словами, обращенными к Ганди, была фраза: «Меня не будет здесь, чтобы увидеть сварадж. Но я знаю, что ты победил, и вскоре все получишь» ^[2221].

Как горько заметит Черчилль, вначале Ирвин пресмыкался перед Ганди, а потом (как лорд Галифакс) пресмыкался перед Гитлером. «Ирвин? — восклицал он в частной беседе. — Лорд ползающий и извивающийся будет лучшим именем» ^[2222].

Хотя Черчилль ошибался насчет Индии, он был частично прав насчет Ирвина. Вице-король был не только одним из миротворцев по природе, но и настолько оторванным от реальности человеком, что в дальнейшем сравнивал махатму с фюрером (хотя Гитлер сказал ему, что управлять Индией — это значит первым делом застрелить Ганди, а потом — пачками — перебить его последователей). Аристократ Ирвин был оторван от этих людей социально, вообще обычно держался особняком, чему, например, способствовали физические параметры (его рост составлял шесть футов и пять дюймов).

Он совершенно не понимал ни Ганди, ни Гитлера. У них установилось взаимопонимание с Ганди, поскольку оба строго придерживались религиозных принципов. Один взял своего духовника в свадебное путешествие в медовый месяц, а второй утверждал, что половой акт без желания иметь детей — это преступление. Но во время их первой встречи Ирвин почувствовал, будто «разговаривает с человеком, который появился с другой планеты» ^[2223]. Он ожидал уговорить Ганди, как уговорил бы тщеславную и капризную женщину. Вместо этого пришлось столкнуться с человеком, которого Неру сравнивал с Сократом, образцом нравственности и виртуозом диалектики.

Отдадим должное Ирвину: он продолжал попытки, несмотря на насмешки и сомнения, поступающие с родины. Конечно, Черчилль осудил его тошнотворные переговоры с полуголым «факиром», убежденный, что делать уступки Ганди — это все равно, что кормить кошачьим мясом тигра. Но король тоже выразил обеспокоенность тем, что «бунтующий факир», почти при полном отсутствии одежды, входит в красивый новый дом вице-короля. Но Ирвин пригласил Ганди для восемь встреч. 5 марта 1931 г. они подписали соглашение. Махатма должен был прекратить политику отказа от сотрудничества и посетить второй круглый стол. Вице-король собирался освободить не буйных заключенных, ослабить репрессии и позволить сбор соли в прибрежных районах.

Ирвина обвиняли в том, что он пьет чай, проводя политику государственной измены, но он предложил поднять тост за согласие, притом — этим напитком. Ганди достал щепотку незаконной соли из складок набедренной повязки и сказал, что опустит ее в свой чай, «чтобы напоминала нам о знаменитом бостонском чаепитии» ^[2224].

Индийские радикалы, как и британские реакционеры, ругали пакт, считая его предательством. Джавахарлал Неру осудил постыдный компромисс, который снял давление с правительства. Однако он помог убедить Конгресс ратифицировать его из преданности Ганди. Это действительно стало еще одной нравственной победой махатмы. Его престиж никогда не был выше, поскольку, как сказал Черчилль, он на равных условиях заключил договор с представителем короля-императора.

Один из ранних биографов Ганди отмечал неотъемлемую ироничность их столкновения. Первый официальный документ, который подписан в доме вице-короля Индии, символе британской власти, отметил «начало конца этой власти» ^[2225].

Это было именно то, что вызвало такие страдания у Черчилля и его союзников из правого крыла. Они рассматривали Индию как суть империи, их преследовал призрак международного бессилия. Горе и муки лорда Ллойда были ощутимыми: «Видите ли, если мы потеряем Индию, то потеряем все — нашу честь, наше богатство, нашу стратегическую безопасность и наш престиж» ^[2226]. Сам Черчилль был еще более мрачен и пессимистичен. Он говорил о британской политике в отношении Индии, как об «ужасающем акте членовредительства» ^[2227]. Этот политик объявлял, что «ирвинизм заставил загнить душу партии "тори"» ^[2228]. Он хотел, чтобы консерваторы отождествляли себя с «величием Британии, как при лорде Солсбери и лорде Биконсфилде» ^[2229], и подавляя «гандизм» ^[2230]. «На кон поставлено продолжение нашего существования, как великой державы. Потеря Индии будет означать и доведет до конца крах Британской империи. Этот великий организм одним ударом уйдет из жизни и истории. От такой катастрофы будет не оправиться» ^[2231].