Правда обрушилась на него.
Перед тем как упасть, он снова устремил взгляд на Библию. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему», – подумал он.
А потом наступила темнота.
Тот, кто заменил собой книги
В то утро он заговорил по-французски.
Без всякого предупреждения. В шесть пятьдесят, как обычно, зазвонил будильник, и они с женой проснулись. Фред дотянулся затекшей после сна рукой до кнопки и выключил звонок. На мгновение в комнате стало тихо.
Потом Ева отбросила одеяло со своей стороны, а Фред со своей. Он свесил с кровати ноги со вздувшимися венами и сказал:
– Bon matin, Ева.
Последовала недолгая пауза.
– Чего?
– Je dis bon matin.
Ева обернулась и посмотрела на него; ее ночная рубашка зашелестела.
– Что ты сказал?
– Я всего лишь сказал, с доб…
Фред Элдерман уставился на жену.
– А что я сказал? – шепотом спросил он.
– Ты сказал что-то вроде «бормотень» или…
– Je dis bon matin. C’est un bon matin, n’est-ce pas?
Он заткнул себе рот кулаком с таким звуком, с каким быстро летящий мяч ударяется в перчатку ловца. Глаза над костяшками пальцев округлись от страха.
– Фред, что это было?
Он медленно отнял кулак ото рта и машинально провел пальцем по окруженной венчиком волос лысине.
– Не знаю, – испуганно проговорил он. – Похоже на какой-то. какой-то иностранный язык.
– Но ты же не знаешь иностранных языков.
– В том-то и дело.
Они сидели и беспомощно смотрели друг на друга. Фред бросил взгляд на часы.
– Нам лучше одеться, – заметил он.
Ева слышала, как Фред напевал в ванной: «Elle fit un fromage, du lait de ses moutons, ron, ron, du lait de ses moutons», но не решилась окликнуть его, пока он брился.
За утренним кофе Фред что-то пробормотал.
– Что? – невольно вырвалась у нее.
– Je dis que veut dire ceci?
Ева едва не подавилась кофе.
– Я хотел сказать, – ошеломленно объяснил он, – что это означает?
– Да, что это означает? Ты никогда не говорил на иностранных языках.
– Я знаю, – ответил он, не донеся тост до открытого рта. – А что. что это за язык?
– По-м-моему, з-звучит как французский.
– Французский? Но я не знаю французского.
Она отхлебнула еще кофе и слабым голосом произнесла:
– Теперь знаешь.
Он опустил глаза на скатерть и пробормотал:
– Le diable s’en mele.
– Что, Фред? – спросила она, повысив голос.
Он испуганно посмотрел на нее:
– Я сказал, что здесь замешан дьявол.
– Фред, ты.
Она села прямо и глубоко вздохнула:
– Фред, не богохульствуй. У этого должно быть разумное объяснение.
Ответа не последовало.
– Фред, разве не так?
– Конечно, Ева. Конечно. Но.
– Никаких «но»! – заявила она и торопливо продолжила, словно боялась остановиться: – Так какое может быть разумное объяснение тому, что ты заговорил по-французски ни с того ни с сего?
Она сжала тонкие пальцы, а он неуверенно покачал головой.
– Ну хорошо. – Ева замолчала, обдумывая, что сказать дальше. – Давай разберемся.
Они молча посмотрели друг на друга.
– Скажи что-нибудь, – попросила Ева. – Давай. – Она опять остановилась, подыскивая слова. – Давай посмотрим, что у нас.
Ее голос затих.
– Что-нибудь сказать?
– Да, попробуй.
– Un gemissement se fit entendre. Les dogues se mettent a aboyer. Ces gants me vont bien. Il va sur les quinze ans…
– Фред!
– Il fit fabriquer une exacte representation du monster.
– Фред, остановись!
Он замолчал и растерянно посмотрел на нее.
– Что. что ты сейчас сказал, Фред?
– Я сказал: «Послышался стон. Залаяли собаки. Эти перчатки мне подходят. Ему скоро исполнится пятнадцать лет и.»
– Что?
– И он сделал точную копию чудовища. Sans meme I’entamer.
– Фред?
– Без единой царапины, – с несчастным видом добавил он.
В этот ранний час в кампусе было тихо. По расписанию занятий в семь тридцать начиналась только лекция по экономике, да и то в Белом кампусе. А здесь, в Красном, не было слышно ни звука. Через какой-нибудь час дорожки заполнит говорливая, смеющаяся, топочущая орда студентов, но пока здесь было спокойно.
Куда менее спокойный Фред Элдерман брел вдоль восточной стены кампуса к административному зданию. Оставив обеспокоенную Еву дома, он пытался по дороге на работу во всем разобраться.
Что с ним случилось? Как долго это уже продолжается?
«C ’ est une heure», – подсказал его внутренний голос.
Фред сердито покачал головой. Это было ужасно. Он отчаянно пытался понять, как это могло случиться, но ничего не мог придумать. Это какая-то бессмыслица. Ему было пятьдесят девять лет, он служил уборщиком в университете, не имел никакого образования, о котором стоило бы упомянуть, и жил самой обычной, тихой жизнью. Пока однажды утром не проснулся со способностью бегло изъясняться на французском языке.
Французский язык.
Он остановился на холодном октябрьском ветру и посмотрел на башню Джереми-Холла. Вчера вечером Фред наводил порядок в кабинете французского языка. Может быть, это как-то связано с.
Нет, это просто смешно. Он пошел дальше, машинально бормоча себе под нос:
– Je suis, tu es, il est, elle est, nous sommes, vous etes.
В десять минут девятого он зашел в кабинет истории – починить раковину в туалете. Провозился там целый час и еще семь минут, затем сложил инструменты в сумку и открыл дверь в кабинет.
– Доброе утро, – сказал он профессору, сидевшему за столом.
– Доброе утро, Фред.
Фред Элдерман шел по коридору и думал о том, как это замечательно, что доходы Людовика XVI при таких же налогах превосходили доходы Людовика XV на 130 миллионов ливров и что суммарный экспорт повысился со 106 миллионов в 1720 году до 192 миллионов в 1745 году и.