Мой продуктивный мозг. Как я проверила на себе лучшие методики саморазвития и что из этого вышло - читать онлайн книгу. Автор: Кэролайн Уилльямс cтр.№ 37

Эти два потока информации — сообщения органов чувств об окружающей обстановке и активность нейронов места и решетки — соединяются в ретросплениальной области (RSC), где нервные клетки еще одного вида, так называемые нейроны направления головы, высчитывают, в какую сторону вы смотрите в отношении предметов внешнего мира. Судя по всему, RSC в основном выступает в роли переводчика, который и рассказывает нам, где мы находимся, помогая двигаться в окружающей обстановке намного более эффективно^{‹‹3››}.

Наконец, в затылочной области, в задней части мозга совсем недавно обнаружили участок, который тоже связан с ориентацией в пространстве. Никто пока не знает, за что конкретно он отвечает, но, судя по всему, он скорее реагирует на различные места, чем, например, на объекты или лица.

Когда я высказала предположение, что какой-то из этих частей у меня может просто не хватать, Клаус посчитал это не слишком убедительным: «Строение этих систем у каждого из нас одинаковое, обусловленное генетически… Для этого ничего не нужно делать — оно просто есть». Справедливое замечание. Ведь даже несмотря на то, что благодаря картам, спутниковой навигации и смартфонам почти никто не использует пространственные навыки в современной жизни, все эти органы остаются на месте и только и ждут, когда хозяин решит их задействовать. Хотя вообще-то мы пользуемся или каждый день, просто не осознаем этого. Люди, пережившие травму мозга или инсульт, повредившие один из центров навигации, теряются везде, а иногда в буквальном смысле могут заблудиться в собственном доме. Кстати, некоторые рождаются с такой проблемой, и чем она вызвана, никто пока не может объяснить. Точно известно одно: если навигационная система мозга перестанет работать, вы уж точно сразу об этом узнаете.

Разные люди действительно используют эту систему по-разному. Изучению этих различий и посвящено исследование Клауса. Если взять группу людей и поместить их в незнакомое окружение, они будут использовать разные стратегии, чтобы сориентироваться в пространстве: «У некоторых обобщенное представление о месте появляется уже после первого пребывания в нем. Другие не формируют его вообще. Вопрос: почему? Если у всех одни и те же органы — откуда такая разница?»

Клаус говорит, что некоторые различия скорее всего связаны с генетикой: хотя общее строение мозга у каждого из нас определяется одной, человеческой генетической программой, структура отдельных областей, выступов и впадин у каждого индивидуальна. Например, у некоторых людей мозг умеет отлично зашифровывать информацию для точной передачи в теменную кору, и благодаря этому к остальным элементам системы изначально поступает качественное отображение реальности. А другие люди лучше определяют местоположение своего тела в пространстве или скорость передвижения. И, конечно, в генетической лотерее есть и везунчики, которые получают большой, эффективно работающий гиппокамп.

Нельзя забывать и про воздействие культуры. Кстати, лично меня оно интригует больше всего, по сути доказывая возможность взлома системы вне зависимости от того, чем наделила тебя генетика. Клауса эта область тоже интересует: «Человек, который провел детство в тундрах северной Скандинавии, переживет совсем иное воздействие среды, нежели тот, кто вырос в Нью-Йорке». В Нью-Йорке наверняка эффективнее окажется стратегия перемещений, основанная на запоминании ориентиров и маршрутов, тогда как в тундре нужно уметь следить за положением солнца и определять свое местоположение, основываясь на особенностях ландшафта. И если в твоем культурном окружении отлично действует выработанная еще в детстве стратегия — зачем напрягаться и осваивать другую? А со временем пристрастие к той или иной стратегии повлияет на количество серого и белого вещества в ключевых для развития пространственных навыков областях мозга.

Судя по всему, эти различия появляются очень рано. Так, в одном эксперименте дети из Дании и Африки должны были пройти тест с квадратами, который я проделала в Филадельфии. Африканские дети располагали объекты на поле в соответствии с их расположением по отношению к северу, югу, западу и востоку, тогда как датские дети запоминали их расположение относительно своего тела.

Так способен ли взрослый горожанин развить навыки пустынного охотника-собирателя? Возможно, хотя исследования и выяснили, что у людей, которые упорно пользуются стратегией запоминания ориентиров и конкретных маршрутов, в гиппокампе меньше серого вещества, чем у тех, кто выстраивает у себя в голове карту пространства целиком. У приверженцев маршрутной стратегии, судя по всему, серого вещества больше в другом отделе мозга — так называемом хвостатом ядре. Но лучше всего ориентируются в пространстве те, у кого одинаково развиты и гиппокамп, и хвостатое ядро, — они, соответственно, могут выбирать стратегию, лучше всего подходящую к конкретным условиям. И снова напрашивается тот же вывод, к которому я пришла в отношении креативности и поддержания внимания: «наработка мышечной массы», пожалуй, не так важна для мозга, как способность быть гибким.

Клаус полагает, что выбор стратегии определяется различием в активации ретросплениального комплекса — того самого участка мозга, который переводит информацию, получаемую нами от своих органов чувств и из существующих в уме карт. Эти исследования все еще продолжаются, и, хотя мне очень хотелось бы в них поучаствовать, это вряд ли возможно. Один из экспериментов пока не запущен; другой предполагает перемещение по огромному залу с привязанным к спине мобильным устройством отслеживания активности мозга (ЭЭГ) и шлемом виртуальной реальности на голове. Звучит очень привлекательно, но зал, как назло, реставрируется, и использовать его можно будет не раньше чем через полгода.

Впрочем, уже месяц спустя, в Филадельфии, мне таки удалось взглянуть и на свой ретросплениальный комплекс, и на другие элементы навигационной системы моего мозга. Давайте же наконец перейдем к сканированию мозга.

Сканер находится в соседнем с лабораторией Эпштейна здании, и, пока мы туда шли, появилась возможность еще немного поговорить о пространственных способностях. Я спросила Рассела Эпштейна, главного руководителя местной исследовательской лаборатории, относит ли он себя к тем исследователям, которые пришли в психологию, чтобы разобраться с собственными изъянами. «Вообще-то я хорошо ориентируюсь на местности, — ответил он. — Просто меня всегда интересовали карты». Кстати, Рассел внес значительный вклад в картографию мозга. В 1998-м, когда он был еще совсем молодым исследователем, только-только окончившим Массачусетский технологический институт, он показал, что область мозга, известная как парагиппокампальная область распознавания мест (PPA), обрабатывает информацию о месте действия в целом, а не об отдельных объектах, находящихся вокруг. Эпштейн обнаружил, что для этого PPA создает что-то вроде трехмерной структуры или геометрической схемы того, на что вы смотрите. Например, если вы посмотрите на фотографию комнаты, PPA отреагирует на нее как на «место», но, если вы вырежете изображения мебели и приклеите их на белый лист, PPA это так не обрадует.

PPA — лишь одна из областей моего мозга, которые подвергнутся сканированию. Компанию ей составит гиппокамп (нужно проверить, действительно ли он такой ссохшийся, как мне кажется) и затылочная область распознавания мест (OPA) — недавно открытый элемент системы навигации.