Партизан. От долины смерти до горы Сион. 1939–1948 - читать онлайн книгу. Автор: Ицхак Арад cтр.№ 21

Спустя несколько дней сестра Рахель задала мне те же вопросы, и я снова не дал ответа. Мой двоюродный брат Иосиф рассказал мне, что тетя Хания сделала обыск в старом домике, но ничего не нашла, и что все близкие считают, что у меня есть радиоприемник, и выстрел тоже вызвал у них подозрение, но они и представить не могли, что у меня есть оружие. Теперь мне следовало соблюдать повышенную осторожность.

В один из вечеров "юденрат" провел в гетто особую "акцию": сбор золота и часов, чтобы преподнести подарок новому командиру полиции безопасности. Люди "юденрата" все время пытались купить немцев взятками. Они, как и большинство евреев гетто, верили, что судьба их зависит в значительной степени от местной германской власти, и взятками можно обеспечить более длительное существование гетто.

Работа в оружейном складе закончилась. Пришел приказ перевезти все оружие в Вильно, и наша надежда вынести из склада еще оружие, не осуществилась. Нам приказали вести на телегах оружие к железнодорожной станции Ново-Свинцян. Оттуда немцы должны были везти его на поезде.

В один из дней пришла ко мне Ривка М. и радостно сообщила, что Саулу, Борису и Ишике удалось достать из тайника в доме Саула четыре пистолета и пронести в гетто. Теперь оружие было у всех двенадцати членов группы. Сила наша увеличилась. Я получил пистолет, а карабин, передал моему двоюродному брату Иосифу. Пистолет я спрятал на чердаке, у дымохода. Потолок покачивался под моими шагами. Мой дядя это заметил, поднялся на чердак и обнаружил меня. Спросил, что я тут делаю. Я сказал, что это не его дело, и попросил его сойти с чердака. Дядя не сказал ни слова. Когда я спустился и зашел в дом, меня встретило подчеркнутое молчание: ни один из членов семьи не обратился ко мне. Мой двоюродный брат Иосиф сказал мне: вся семья подозревает, что у меня есть оружие, и они боятся этого. Если найдут оружие, вся семья будет виновна. Я сказал ему, что постараюсь отвести от него подозрения, а его карабин сам почищу, ибо все равно меня подозревают.

Наступили весенние дни. Снег почти растаял, и только белые пятна еще остались на склонах холмов. Мы смотрели на поля поверх забора из колючей проволоки, которые стали проявлять признаки жизни после зимней спячки. Солнце осушило грязь, образовавшуюся от таяния снегов. Мы с радостью встретили весну, ибо знали, что она приближает нас к нашей цели. Через несколько недель мы выйдем из гетто, и тогда — леса, бои, месть врагу: таковы были мои мысли. Утром, 13 апреля, я сидел на телеге, нагруженной оружием, рядом с двумя немцами, беседующими между собой. Мы ехали длинной колонной в сторону железнодорожной станции Ново-Свинцян. Проезжали через литовские села. Крестьяне выглядели довольными, война была для них источником обогащения. Многие из них не обрабатывали землю. Они мобилизовались в немецкую полицию и разбогатели на грабеже имущества евреев. Многие из них ожидали часа, когда можно будет убивать оставшихся в живых евреев и забрать все, что у них еще осталось. Они распускали злостные слухи. Крестьянин говорил знакомому еврею, что ему известно из осведомленных источников, что в такой-то день расстреляют всех евреев, и он готов этого еврея спрятать. Еврей этот перевозил все свое имущество к этому крестьянину, и, в конце концов, все оставалось у того в руках. А в день, упомянутый крестьянином, никой резни не происходило. Многие крестьяне, награбившие имущество евреев, желали им смерти, чтобы не осталось свидетелей, если их за грабеж призовут к ответу после войны.

Были среди них и такие, которые прятали евреев несколько дней, а потом сдавали полиции, которая расстреливала их по обвинению в бегстве из гетто. Таков был конец евреев, которые выбирали этот путь спасения. Лишь одиночки среди крестьян прятали евреев из чувства милосердия. В окружающем мире тотальной ненависти их доброта не будет забыта.

Миновали мы 12 километров и прибыли на железнодорожную станцию Ново-Свинцяна. Перегрузили оружие с телег в вагоны. Работа длилась несколько часов. К вечеру вернулись на телегах в гетто под конвоем немцев. Я пришел домой и решил немного отдохнуть. Неожиданно вошел один из нашей группы, Ицхак Форос. Раньше он не посещал наш дом, ибо ребята из группы старались не встречаться друг с другом, чтобы не возбудить подозрение. Мы вышли наружу, и он рассказал мне, что Гершка Бак, Рувка Миядзяльский и Давид Йохай поднялись на чердак заброшенного дома, на краю гетто. Одна из стен дома была обращена на внешнюю сторону гетто. Там ребята решили подготовить кобуру для каждого пистолета, принесенного из дома Саула Михельсона. Захватили с собой пистолеты, чтобы определить размеры для кобуры. Гершка Бак и Давид Йохай выкроили кожу и начали шить. Рувка Миядзяльский держал пистолеты. Они тихо беседовали о близящемся уходе в леса, к партизанам. Вдруг Рувка сказал: "Был бы сейчас немец рядом, я бы…" И тут пуля вылетела из ствола и ранила в рот Гершку, который сидел напротив. Он упал, изо рта потекла кровь. Давид спустился и сообщил родителям Гершки о случившемся, Рувка остался около раненого. Отец Гершки побежал к доктору Трасейскому, члену "юденрата". Они явились немедленно. Рувка, тем временем, сумел спустить Гершку с чердака. Доктор определил, что пуля разбила два передних зуба и застряла в горле. Как потом выяснилось, рана не была опасной, и врач мог пулю извлечь из горла. Но опасались, что литовский полицай у ворот гетто, находящихся недалеко от дома слышал выстрел, потому решили сообщить в полицию. Ицхак Форос добавил, что Рувка М. в абсолютной растерянности: не знает, что делать: спрятаться или пойти в литовскую полицию. Я был до того потрясен случившимся, и некоторое время не знал, как поступить. Тем временем, стало известно, что полицай услышал выстрел и доложил начальству. Весть о ранении мгновенно облетела гетто, и все поняли, что это не случайно. Гершка послал отца за мной. Я пришел к ним. Он лежал в постели, кровь у него больше не текла. Он попросил меня к нему нагнуться, и объяснил, где упрятан карабин, который следует вынести из дома, ибо, вероятнее всего, в доме будет обыск. Я спросил, знает ли его семья о карабине. Отец его, ответил он, согласился меня позвать при условии, что сын ему расскажет правду. Было опасно вынести карабин днем и укрыть у меня в доме так, чтобы члены моей семьи этого не увидели. Но нельзя было колебаться, и следовало безотлагательно действовать, ибо в любой миг могла нагрянуть немецкая полиция. Последние слова Гершки, обращенные ко мне, были: "Продолжайте и мстите!"

Я замотал его карабин в мешок. Было еще несколько прикладов от легкого оружия, которое мы хотели приладить к "обрезам". Не было времени их обернуть. Мешок с карабином и один из прикладов я в течение считанных секунд пронес через все гетто до моего дома. Спрятал карабин рядом с карабином моего двоюродного брата. Зашел в дом. Три мои тети сидели за столом в углу и беседовали. Когда я вошел, они смолкли. Я видел, как зубы тети Хани стучат от страха. Она хотела что-то сказать, но я попросил оставить меня сейчас в покое.

У меня возник план, который я решил изложить товарищам. Рувку мы упрячем до ночи, и под покровом темноты вся группа уйдет в леса. Я был уверен, что все товарищи примут этот план. Я увидел через окно, что Рувка Миядзяльский направляется ко мне. Он был бледен, вошел в дом, не мог произнести ни слова. Он чувствовал себя виноватым, и был готов пойти в полицию, если мы так решим. Я был против этого, и изложил свой план. Он подождет в моем доме, а я пойду посоветоваться с другими товарищами, где его укрыть. Мать Йохая сказала, что Борис еще не вернулся, а брат его, вероятно, пошел сообщить ему о происшествии. Моше Шотан, только вернувшийся с работы, услышал о том, что случилось. Он так же считал, что Рувку надо спрятать, и ночью мы все должны покинуть гетто. Моше предложил спрятать Рувку у себя в доме. Решили вернуться за Рувкой в мой дом, но опоздали. Издалека я увидел его в сопровождении литовских полицаев и людей из "юденрата", которые и передали его в руки литовской полиции. Полицаи довели его до ворот, присоединили к Гершке, который лежал на телеге, и увезли из гетто. Доктор Трейский гарантировал отцу Гершки, что сын его будет освобожден за взятку. Рувка был единственным, который остался живым из всей его семьи, расстрелянной в Полигоне. Полиции было сообщено, что парни поднялись на чердак заброшенного дома и нашли там пистолет, пытались его проверить, произошел самострел, и Гершка Бак был ранен. Пистолет передали в полицию.