Восставшие из рая - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 58

Обращался он явно к Бредуну, игнорируя Ингу, и ответа, похоже, не ожидал.

Инге Момушкино веселье показалось несколько натужным, а Бредун – тот просто озлился до чрезвычайности.

– Заткнись, ублюдок! – зарычал он (Инга ни разу не слышала от Бредуна подобных выражений и даже вздрогнула с непривычки) и добавил несколько слов на неизвестном Инге шипящем языке, отчего Момушка тоже словно подернулся пеплом, вроде его костра, и взялся за свою бабочку, ослабляя ворот.

– Извини, Сарт, – буркнул Мом куда-то в сторону. – Сам понимаешь, нервы у всех на пределе. Ты на меня внимания не обращай, я отвернусь…

Инга почувствовала, как пальцы Бредуна, до того крепко сжимавшие ее предплечье, разжимаются – и порыв холодного пронизывающего ветра взъерошил ей волосы на затылке.

Инга обернулась.

Позади нее стоял Бредун – каким она один раз видела его на совете Неприкаянных. Ветер надувал тяжелым парусом его бархатную накидку, у бедра на кожаном ремне висел узкий клинок с золоченым эфесом; а вот лицо Бредуна оставалось прежним – напряженным и немного виноватым.

Или даже много виноватым.

Бредун посмотрел на свои руки, потом – на Ингу; потом он развел руками, словно прощенья просил, – и Инга почувствовала, что ее уже здесь нет, а там – еще нет, только она не знала, где это – «там», и больно ли это…

* * *

…Она летела теннисным мячиком, посланным пружинистой силой белесых нитей Переплета; она беззвучно кричала и сама не понимала, что кричит; с ней однажды было нечто подобное, еще до Анджея, когда Инга выпила лишний коктейль на студенческой вечеринке, непривычно горький и крепкий, и…

…она висела густой каплей чернил на кончике пера, боясь сорваться в хохочущую пропасть, а перо опускалось все ниже и ниже; и пальцы, сжимавшие это Вечное Перо, дрожали все больше и больше, словно Тому, Кто Пишет, было очень страшно; и когда Инга все-таки сорвалась…

…она рухнула, расплескавшись черной кляксой по густо исписанной странице, и та обуглилась под пылающей Ингой-кляксой, а перепуганные Знаки бросились врассыпную, нарушая свой извечный порядок… Слова смешались, Фразы перепутались, а опьянение все не проходило, жизнь была мутной и горькой; и Инга поняла, что стоит на чем-то белом, и ее крепко держат за руки…

…она стояла…

– Выползень роду женского, подло нарушивший Обряд Чистописания и осквернивший белизну Предвечной Страницы своей грязной тенью; святотатство, кое во веки не свершалось…

Инга стояла у столба, плотно прижимаясь к нему спиной и чувствуя лопатками гладкую поверхность. Очень болела голова; Ингу подташнивало, и столб казался единственной опорой, оторваться от которой означало – упасть и умереть. Окружающая действительность словно потеряла резкость, а воздух напоминал анисовую настойку после того, как в нее добавят воды.

Слабый гул… море? Нет, толпа. Безликое гудящее месиво глядело на Ингу сотнями глаз, и эти взгляды множества людей ползали по ней сотнями нахальных муравьев. Что они делают с ней? Что они сделают с ней? Не все ли равно?..

Инге было все равно.

– …И по Канону Чистописания да примет дерзкий выползень участие в обряде, но последнем в жизни своей – Обряде Сожженной Страницы…

Сейчас она умрет. Она не может здесь жить. Кажется, ее хотят сжечь… Ну и пусть. Она умрет и встретит Энджи, и Талю… и Бакса. Конечно, обязательно, и Бакса тоже…

Гул усилился, странным образом разделяясь надвое. Сквозь пелену, застилавшую глаза, Инга с трудом разглядела, как толпа нехотя расступается… как шарахаются в стороны белые балахоны, суматошно всплескивая рукавами… как медленно приближаются… совсем рядом…

Мир на мгновение стал резок и отчетлив.

– Баксик, – прошептала Инга, устало щуря слезящиеся глаза, – я уже умерла, да? Брось эти железки, брось, ты порежешься… Таля, не подходи ко мне, этот столб липкий, я приклеилась… я, наверное, больная, еще заразишься… Таля, а где папа? Анджей с вами?..

Бакс по-волчьи оглянулся на притихшую толпу и встал рядом с Ингой, обвисшей на невидимых веревках, а вокруг уже выстраивались, окружая столб непрочным живым кольцом, – белый до синевы Щенок Кунч, угрюмый Черчек с топором, задвигающий себе за спину сопротивляющегося Тальку, однорукая Вилисса, насупленный Пупырь и дрожащие не то от страха, не то от возбуждения парни с Дальних Выселок…

Возле Пупыря обнаружилась довольно своеобразная компания – сутулый Страничник Свидольф, по локоть закатавший рукава своего балахона и откинувший капюшон, так что его обширная плешь устрашающе сверкала на солнце; а у ног Страничника подпрыгивали два крохотных лохматых человечка, и тот, что был покрупнее, грозно размахивал ржавым кухонным ножом.

Лишенные Лица, гроза Черчековых подвалов, Болботун и Падлюк; Свидольф всю дорогу нес их в подоле своей просторной одежды, никому не доверяя эту важную миссию.

– Эй, Свидольф, – донеслось от кучки Страничников, напоминавшей шевелящийся сугроб, – ты не там стоишь! Ты слышишь или нет?

– Там, – глухо буркнул Свидольф, – там я стою. Где надо, там и стою…

И добавил сгоряча нечто такое, отчего толпа удивленно загалдела, а Бакс лишь зло расхохотался.

Страничники переглянулись.

– Бей их! – неуверенно выкрикнул один из них, самый молодой и потому чрезмерно горячий. – Во имя Переплета!..

Толпа зашевелилась, топчась на месте.

– Ну?! – уже более властно приказал ретивый Страничник. – Бей выползней!

Из толпы вышел человек. Человек с висящим через плечо колчаном стрел и ненатянутым луком в руках. Он неторопливо приблизился к столбу и остановился перед Баксом, заступившим ему дорогу.

– Ах я… – сказал человек.

– Что – ах ты? – оторопело спросил Бакс, крепче сжимая рукоятки серпов.

– Ничего, – ответил человек. – Зовут меня так – Ах. А больше ничего.

И развернулся к толпе, неуловимым движением натягивая лук и накладывая стрелу на тетиву.

Толпа попятилась, топча простыни Обряда Чистописания.

– Папа! – взвился в воздух пронзительный девичий крик. – Папа, подожди, я с тобой!..

Добрая дюжина подростков, расталкивая Людей Знака, выскочила вперед, а бегущая первой девчонка на ходу кинула камнем в Страничников и замерла на безопасном расстоянии от лучника – которого, похоже, побаивалась больше прочих.

– Вернемся домой, – хмуро пообещал ей отец, – по заднице получишь…

– Вот вернемся – тогда и посмотрим, – вздернула нос девчонка и подмигнула зардевшемуся Тальке.

Ах проворчал что-то себе в бороду – и вдруг вскинул лук, целясь в идущих навстречу людей, одетых в грязные и порванные городские платья.

– Не глупи, охотник! – весело крикнул тот из новоприбывших, чья забинтованная рука болталась на самодельной перевязи. – Испортишь шкуру, чем торговать станешь? Имей в виду, я у тебя свою дырявую шкуру не куплю!