«Немцы подходят!» Решение за Масловым — можно было открыть огонь из пистолета, и в ответ в каземат полетят гранаты, превратив его в братскую могилу для тех, кого сейчас он спасал.
Маслов поступил иначе — надев новый белый халат, вышел наружу. Пойдя навстречу солдатам Ульриха, мучительно вспоминая полузабытый немецкий, он закричал, что там, под землей — раненые. «Verwundet! Dort! Verwundet!» — несколько солдат, держа гранаты наготове, подошли к каземату. Осторожно заглянули внутрь…
Однако эвакуацию пока нельзя было произвести — по всему острову свистели пули. Маслов остался там же, с пациентами и персоналом, продолжая оставаться их главным врачом
[628].
Голос Маслова услышали те четверо, что спаслись из разгромленного каземата Ткачевой — вместе с ним они направились туда вновь. Но поздно — спасать было некого, только прощаться — подойдя к убитым Ровнягиной и Хорецкой, он поцеловал их. Ткачеву и трех ее спутников Маслов перевел к себе.
При попытке зачистить остров дальше, идя вдоль главного вала, солдаты майора Ульриха вынуждены залечь — отдельные группы противника, по-видимому, преодолев первый ужас, начинают защищаться
[629].
Цитадель
«Внимание…» Два MG-34 из Тереспольской башни длинными очередями ударили по окнам подвала, выходящим к воротам, подавляя возможный огонь…
«Сейчас начнется…» — Еремеев наводит «Максим» на Тереспольские, решив, пропустив одиночек, бить по первой большой группе. Рядом — его второй номер, Алексеев.
…Пошли!! Вторая волна выбегает… Но не из ворот — двое-трое выпрыгнули из кольцевой казармы, правее Тереспольских. Метнулись к стене 333 сп — пригнулись — и гранаты летят в темноту подвальных окон. Амбразуры не успевают ответить. «Ну гады…» Двое выбежали из ворот, туда же — за стену… И вот — показалась большая группа.
Воздух зашелестел от пуль — ударил «максим» Еремеева, но сразу же давя его, почти в упор, застучали немецкие пулеметы из Кольцевой, а в окно влетела М-24. Еремеев даже не успел понять, что это — дранка или кусок доски, как раздался взрыв. Глаза пулеметчикам засыпало песком и известковой пылью. Хуже досталось Алексееву — его пришлось заменить Федосеевым
[630].
Однако пулемет «красноты» подавлен — из-под ворот выбегают новые и новые группы III/I.R.135. Но до безопасности еще далеко — вдоль кольцевой казармы хлещет очередями пулемет 84 сп, стоявший за проломом в ограде Инженерного управления.
Гранаты летят в окна подвала и самого здания — они защищены решетками, М-24 рвутся у проемов, выгибая железные прутья и выбивая куски кирпича. Тем, кто внутри, все равно не избежать осколков. Гранаты — и во входы в подвал 333 сп, окна пограничников. Грохот взрывов… А вот теперь — вперед! Обтекая погранзаставу, вторая волна бежит к Трехарочным.
…БА-10 Матевосяна не удалось добраться до Бреста — Восточные ворота забиты сгоревшими тягачами 98 ОПАД. Двинулись к Северным, по дороге обстреляв продолжающую вести там бой 12-ю роту, но в туннеле Северных горели грузовики. Устремились к Северо-Западным, но, подъехав к отстреливающимся от батальона Ельце домам комсостава, от их защитников узнали, что те заняты немцами. Прорыв на броневиках через немцев — слишком рискованное дело.
Поехали назад, к Трехарочным воротам, куда в это же время, оставляя церковь справа, подбегали штурмовые группы второй волны: «Мы как раз пробегали мимо очередных ворот
[631], как прямо на нас загромыхали 2 русских танка. Я едва успел крикнуть: „Бронебойными пулями — огонь!“, как мы уже находились в их поле обстрела. Тем не менее после короткого боя танкам пришлось свернуть и отступить. Это были еще те времена, когда вражеские танки (разумеется, только легкие) можно было прогонять таким образом»
[632].
Но, скорее всего, это были не танки (Т-38), а БА-10 Самвела Матевосяна, возвращавшиеся к 84 сп. Матевосян принял бронебойные пули за бронебойные снаряды — возможно, поэтому группе Тойчлера удалось отогнать броневики. Тем не менее бронебойные пули смертельно ранили башенного стрелка Григорьева. БА-10 рванули дальше…
Свидетелем возвращения Матевосяна на участок 84 сп был старшина А. И. Дурасов, командир взвода боепитания 84 сп, занимавший позиции в саду у Белого дворца. «Вдруг на площадку садика выскочил бронеавтомобиль и, развернувшись, остановился у линии обороны, занятой нами. Из машины, шатаясь, спустился раненый водитель, а за ним показался Матевосян в гимнастерке со знаками различия полкового комиссара»
[633].
Но почему же вернулся один бронеавтомобиль? Почему Тойчлер упоминает о двух, а не трех «бронеобъектах»?
Судя по всему, бой был несколько более ожесточенным, чем описывают и Матевосян и Тойчлер. Необходимо заметить, что в это время в районе Трехарочных было кому стрелять по броневикам и помимо Тойчлера — и группа 12-й роты на пкт 145, и засевшие в столовой 33-го инженерного полка. Однако в отчете I.R.130 уничтожение «двух русских разведывательных бронеавтомобилей» приписывается «лодочникам» группы Кремера и солдатам Праксы, засевшим у Трехарочного моста (столовая комсостава и церковь). Неясно, как они это сделали — противотанковыми ружьями?
[634] Возможно, «лодочники» были в этот момент не только в столовой комсостава или церкви, возможно, выскочили с гранатами и пока броневики отбивались от Тойчлера, взорвали их. Неизвестно — стреляли все. Просто Тойчлеру, сразу после обстрела устремившемуся к Трехарочным, было не до удаляющихся броневиков.
Их видел Иван Долотов — следуя один за другим, три БА-10 ходили взад-вперед вдоль тыловой ограды сада, окружающего штаб. То вперед, то назад, без разворота. Похоже, пытались избежать попаданий? Через несколько минут Долотов заметил их вновь — «все три броневика стояли покосившимися и два из них горели». Судя по всему, из того, что был подбит, но не загорелся, и выбрался Матевосян. Свидетельства Долотова и Дурасова совпадают по месту событий, это же подтверждают и фото — один из броневиков сгорел как раз на месте боя с группой Тойчлера, у столовой 33-го инженерного полка.